В координатах мифа - [23]

Что фантазий моих сундук

Осознал свое назначенье

Под твой грохот, твой главный звук.

Все, что важным казалось раньше, —

Словно пара твоих витков.

Люди, головы не пораньте!

Отойдите от косяков!

Поменяемся же местами,

Хоть на считанные часы!..

А тебя из глубин достали

И поставили на весы.

Берлин

Когда солнце пальнет холостыми по окнам Рейхстага

И промчится экспресс, словно копия детской игрушки,

Я качну этот мир, неокрепший усатый салага,

И меня продирает озноб от ступней до макушки.

Когда мне прямо в лоб устремятся копыта квадриги

И стена-голограмма мелькнет за воротами сразу,

Я отдам побежденному немцу остатки ковриги,

И вернувшийся мир мне ответит как «скорость на массу».

Когда я, чтобы дочке купить за границей подарки,

Обегу все берлинские универмаги,

Для меня потускнеют, как в хронике, башни и арки,

И привидятся мне черно-белые флаги.

«Ни строчки и ни слова не писать!..»

Ни строчки и ни слова не писать!

Перун, живя с Поэзией бок о бок,

Не может знать то, что не должен знать.

Нет больше оговорок и уловок.

Поэзия, ты будешь вечно с ним!

Театр твой – театр военных действий.

Свою фуражку носит он, как нимб, —

В Донецке, Мариуполе, Одессе.

Поэзия, я так тебя люблю,

Что, может быть, не выдержу молчанья.

Вот я уже на встречке и рулю:

Успеть, успеть до вашего венчанья!

Но если вдруг убитая строка

Собой прикроет тех, кого прикроет, —

Пусть так и сделает. И после сорока

Меня все это, может быть, устроит.

Эмигрантам

Эмигранты второй волны,

Эмигранты волны четвертой,

Обреченные ваши челны

Уплывают куда-то к черту!

Вам не страшен ни этот шторм,

Ни далеких племен напевы.

Вы несетесь во весь опор!

Я не вижу вас больше, где вы?

Эмигранты различных волн,

Вас нашли и согрели готы.

Ветераны холодных войн

Получили права и льготы.

Капитаны попутных рек,

Вас несет, как и всех, теченье.

Отряхните с подошвы снег!

В чем же ваше предназначенье?

Или, может быть, от меня

Вы храните большую тайну?

Я и впрямь бы штурвал отнял,

Да не годен я в капитаны.

Мне, наверное, не туда,

Как и вам сейчас не оттуда.

А вокруг нас одна вода —

Не бежит никуда, зануда.

В этом море смешалось все:

Обеспеченность и сиротство.

Но одно мы в себе несем:

Есть один незабвенный остров!

Там разобранный эшафот —

Место будущей танцплощадки.

Там не отдан последний форт,

И ростки – посреди брусчатки!

Бабушке

Полустанок с названием «Станция».

Не последний, даст бог, разговор.

Что стряслось бы со мною, останься я,

Отложив суматоху и вздор?

Словно конь очумелый и загнанный

Пробирается к речке и пьет,

Я ищу объездными зигзагами

Просторечное слово твое.

А зима неминуемо близится.

Оторвав календарный листок,

Ты глядишь, как котенок оближется

И залезет на теплый платок:

Оренбургский, а может, воронежский, —

Атрибут настоящей зимы.

Непослушные спицы уронишь ты

И гадаешь, не едем ли мы?

Молодыми кленовыми розгами

Хлещет душу совместный портрет:

«Как же быть, что же делать мне, Господи,

Чтоб не слышать, как кашляет дед!?»

И достав из-под шкапа Евангелие,

Ты читаешь, ловя между строк:

«Мы заштопаем старые валенки,

Мы не пустим ее на порог!»…

Пять минут, и состав мой отправится.

Застилает пурга горизонт.

Ты меня, озорная красавица,

Провожаешь, как будто на фронт.

Полустанок с названием «Станция».

Не последний, даст бог, разговор.

Что стряслось бы со мною, останься я,

Отложив суматоху и вздор?

«Два белых корабля в тумане млечном…»

Два белых корабля в тумане млечном

Себе тихонько плыли, как могли.

Они мешали думать мне о вечном

И закрывали горизонт Земли.

Два белых корабля, еще реальных,

И потому без горести большой

Они меня как будто потеряли

В стране безвестной, доброй, но чужой.

Гудели трубы, трапы поднимались.

Из-за спины глядели сотни глаз.

И мне казалось, что не мы прощались,

А те, кто видел, но не выдал нас.

К ним отрицая всякую причастность,

Я от причала убежал на мыс.

Я час смятенья принимал за счастье

И часть сомнений принимал за мысль.

Окна Интернета

Проходят направления осей

Сквозь карты необъятных географий.

Но лица просветленные друзей

Глядят из Интернета с фотографий.

Заглянешь в приоткрытое окно —

Так много светлых окон в Интернете:

И счастья, и любви – полным-полно.

Нет горя, нет страданья на планете.

И станет ясно: с другом не пройти

Ни часть пути, ни долю этой части,

Когда, земным законам вопреки,

В глаза твои посмотрит он с участьем.

И так непонимающе звенит

Звонок его второго телефона,

Что первый, не колеблясь, упразднит

Все правила и знаки светофора.

Ты выбежишь, земной смущая шар,

Наперерез машинам и трамваям,

Которые увозят и спешат

Навстречу бесконечным расставаньям.

Эллис Айленд

Отдайте мне своих усталых,

бедных и страждущих,

отдайте мне угнетенных, мечтающих о свободе,

пошлите ко мне всех лишенных родины,

всех потерпевших крушение.

Эмма Лазарус, надпись на Статуе Свободы

Я потому не выглядел жестоким,

Что не порвал у шхуны паруса.

Я покидаю город Токио

И направляюсь в небеса,

В которых солнце не померкнет

И не закатится совсем.

А море ждет меня в Америке,

В одной прибрежной полосе.

С утра гудят паромы с баржами,

Атлантику преодолев.

«Я не из бедных, я из страждущих!» —

Кричу я клеркам, обнаглев.

«Не пустят!» – волны зароптали.

«Не пустят!» – вторил им причал.

Но Эллис Айленд

Не знал подробности, детали

И промолчал.

Я потому не выглядел растерянным,