В координатах мифа - [22]

И грантов ждет очередных

Он от меня, от негодяя.

Я смету с ходу напишу,

И договор с обоснованьем,

И перед ним еще спляшу!

Но что я не переношу —

Их размноженье почкованьем.

Как государству Ватикан

Не задает никто вопросов,

Так на бухгалтера декан

На помощь нашим матюкам

Не бросит полк единороссов.

Но есть один лишь день в году,

Когда ликует справедливость!

Ему все дарят ерунду,

Имея, как всегда, в виду

Его, его неприхотливость.

Имя дочери

В кроватку мир глядит через окно.

А за окном – кружат над парком птицы.

Так имя дочери какое-то одно

Услышать бы. Ведь кто-то обратится.

Ведь кто-то принесет его с полей

И выкрикнет раскатисто и громко.

И долго будет в воздухе аллей

Звенеть оно. И повторяться робко.

Ведь кто-то обязательно весной

Приносит исключительно на крыльях

Все то, что пишут с буквы прописной,

Царапают на кафелях, акрилах.

Мы им насыплем хлеба и пшена.

Пусть птицы принесут нам это слово,

Которое б узнала тишина,

Но распознать затишье не смогло бы.

Когда-нибудь листвой зашелестят

Ветра полей и парка городского.

И паспорта заменят, и сместят

Начальников собеса и месткома.

Так в самые глухие времена

Что делают мыслители ночами?

Придумывают детям имена,

Чтоб дети им на имя отвечали.

«Снегопад, снегопад, снегопад…»

Снегопад, снегопад, снегопад.

Никаких маршруток, никаких.

Человек предан и распят

На крестах улиц городских.

На беду, на беду, на беду

Не бодрит морозец, не бодрит.

Николай встанет на виду

И таких чудес наговорит,

Что у нас отданы долги,

И теперь рождаемость растет.

Не текут краны и мозги, —

Завинтил кто-то и рассек.

И когда вставшая Москва

Выключит моторы – и в дурдом,

Наколю с вечера дрова,

И пойдет по миру Газпром.

Зазвенев, побежит со всех ног

Ручейком в сторону весны

Твой трамвай, твой фонтан, твой звонок,

Твой мотив радиоволны.

Детский роман

Глядеть опять – помрешь от скуки —

На телескопов зеркала:

Чета работников науки

На отдых сына привезла.

Кичились мачты на причале,

И громче всех паром кричал,

Когда сынишка был в начале

Сто раз изученных начал.

В тот день соседей подселяли, —

Мамашу с девочкой, на грех.

Какой-то инструмент в футляре

Они несли с собой наверх.

Хоть маме с папой степень светит

За много важных очень дел, —

Случайны всякие соседи,

Как солитоны на воде.

Хоть в этом мире все предвзято,

И все пошито на заказ, —

Растут морские поросята

И постигают все без нас.

Они увидятся, конечно.

Она сыграет на альте.

Он угостит ее черешней.

Заварят кофе на плите.

Когда болиды пролетают,

И мама с папой спят уже,

Их сын ступени отсчитает

На ненаучном этаже.

Он подойдет к ее порогу

Положит рядышком конверт.

На этом все. И, слава богу!

Какой, помилуйте, ответ?

Черешню обозвали кислой.

И кофе был не высший сорт.

И наши юные артисты

Не доиграли эпизод.

А эпизод второй настанет

Под шорох листьев, в октябре,

Когда он с трепетом достанет

За полкой спрятанный секрет.

Развяжет лоскуты обмотки,

Разложит снова на столе

Некачественные три фотки,

Что все жалели о рубле.

И был здесь адрес. Только кто-то

В блокноте выдрал те листы,

Огородив своей заботой

Все необъятные мечты.

Так эпизод последний, третий,

Заменят маршем на трубе.

А вы бы дали вашим детям

Принадлежать самим себе?

«Хочется свидеться…»

Хочется свидеться.

Стоит задуматься над возрастами,

Стоит из сил или графика выбиться —

Хочется свидеться, в этом еще Мироздании.

Хочется свидеться здесь,

Не только пока мы дышим,

Но и можем на верхнюю полку влезть,

Смотрим в ночь и тишину слышим.

Время лежит напротив, сопит медленно.

Скорость, с которой оно летит, высока.

В той далекой системе, с копейками медными,

Есть по-прежнему речка, и над ней облака.

И за горизонтом, едва заметное,

Наше тихое время мчится от этих грез.

Рваное. Беспризорное. Безбилетное.

Захлебнувшееся от слез.

«Вот опять подморозило…»

Вот опять подморозило,

Вновь потянуло дымком от разваленных труб.

Все стабильно в природе, как в омуте тихом.

Но подуло вдруг с озера,

На котором пыхтит лесоруб.

И летят его щепки на крыши кремлям и барвихам.

Не спеши, мой герой,

Ничего не дается с лихвой и сполна.

Пусть упавшие щепки – легки и пушисты.

Ты еще поменяешь свой строй,

И тебя не прогонит страна,

А не геи, масоны, братва и фашисты.

Были зимы студенее,

Чем городская, сидящая дома, зима.

И хватали шпионов английских по первому стуку.

На распахнутом дерне

Белела военной зимы бахрома

И ровняла могилы и пашни на скорую руку.

У тебя под ногтями —

Развал обретенной тобою страны.

И страна без труда заползает под черные ногти —

Целиком и частями,

Опилками, хвоей сосны.

И вздыхает начальник тюрьмы на излюбленной ноте.

На морозе, ветру ль,

Проредив обихоженный лес

И в кабине знакомясь с уютом, теплом и комфортом,

Ты однажды возьмешься за руль

И отправишься в дальний, но внутренний рейс,

По дороге сигналя в кюветы «мигалкам» и «фордам».

Чебаркульский метеорит

А ведь ты мог лететь и дальше,

Чебаркульский метеорит:

И нигде тебя нет в продаже,

И никто не обматерит.

Я бы мчался до института.

Ты летел бы к своим мирам.

А теперь мы с тобой как будто

Роли путаем по утрам.

Прогремевший по крышам детства,

Непредвиденный, как любовь,

Напугал аппарат полпредства,

Озарил сотни тысяч лбов.

Не дождутся миры иные, —

Ты – в глубинах моих озер.

А к мирам полетит отныне

Неоправданный фантазер.

Мне почудилось на мгновенье,