В конце они оба умрут - [51]

Второй мужчина, который устанавливал надгробный камень, отводит могильщика в сторону. Они оба бубнят что-то про то, «какие пошли Обреченные подростки», но держатся от нас подальше.

Я хочу поблагодарить мужчин и Руфуса, но чувствую, как у меня подкашиваются ноги и кружится голова. С огромным трудом я сохраняю равновесие и протягиваю руку к надгробию мамы.

ЭСТРЕЛЛА РОЗА-ТОРРЕС

7 ИЮЛЯ 1969

17 ИЮЛЯ 1999

ЛЮБИМАЯ ЖЕНА И МАМА

НАВСЕГДА В НАШИХ СЕРДЦАХ

– Можно я минутку побуду с мамой? – Я даже не поворачиваюсь, мой взгляд прикован к дате ее Последнего дня и дня моего рождения.

– Я буду неподалеку, – говорит Руфус. Возможно, он отойдет не слишком далеко, всего на полметра, а может, и вовсе не сдвинется с места, но я ему доверяю. Он будет рядом, когда я обернусь.

Наши с мамой судьбы странным образом переплелись. Она умерла в день моего рождения, и теперь меня похоронят рядом с ней. Воссоединение. Когда мне было восемь лет, мне казалось странным, что на памятнике написано «любимая мама», хотя ее материнство заключалось только в том, что она девять месяцев носила меня под сердцем. Теперь, десять лет спустя, я понимаю куда больше. Но у меня никогда не укладывалось в голове, как она могла зваться мамой, если у нее даже не было возможности поиграть со мной, раскрыть объятья мне навстречу, пока я делаю свои первые шаги, научить меня завязывать шнурки и все такое прочее. Однако папа в своей мягкой манере всегда напоминал мне, что она всего этого не сделала лишь потому, что роды выдались сложными, «очень тяжелыми», говорил он, и что мама больше беспокоилась обо мне, а не о себе. За одно это она, конечно, достойна звания «любимой» мамы.

Я опускаюсь на колени у маминой могилы.

– Привет, мам. Рада меня видеть? Я знаю, ты создала меня, но, если подумать, мы друг другу все еще чужие. Уверен, ты об этом думала. Ты уже провела достаточно времени в своем домашнем кинотеатре, где титры начинаются в тот момент, когда я плачу на руках у какой-то медсестры, а ты умираешь. Возможно, медсестра могла бы помочь остановить твое сильное кровотечение, если бы не держала меня на руках. Не знаю. Мне правда жаль, что тебе пришлось ради меня умереть. Правда. Надеюсь, ты не натравишь на меня какую-нибудь службу пограничного контроля, которые не будут подпускать меня к тебе, когда я наконец умру. Хотя я знаю из папиных историй, что ты не такая. Одна из моих любимых историй – о том, как ты навещала свою маму в больнице за несколько дней до кончины, а ее соседка с Альцгеймером постоянно спрашивала тебя, хочешь ли ты узнать один секрет. И ты соглашалась снова и снова, пускай и прекрасно знала, что она прятала шоколад от своих детей, когда была моложе, такая уж она сладкоежка. – Я кладу ладонь на надгробие и представляю, что держу мамину руку в своей, хотя никогда по-настоящему не смогу этого сделать. – Мам, а у меня получится найти любовь там, наверху? Ведь здесь на земле мне это так и не удалось.

Мама не отвечает. Меня не охватывает необъяснимое тепло, в ветерке не слышится голос. Но ничего. Скоро я и сам все узнаю.

– Прошу, позаботься обо мне сегодня, мам. В последний раз. Потому что я-то, в отличие от Руфуса, знаю, что еще не мертв, и очень хотел бы, чтобы сегодняшний день изменил мою жизнь. Скоро увидимся.

Встав, я поворачиваюсь к своей могиле, которая пока не больше метра глубиной и выкопана неравномерно. Я залезаю в нее и сажусь, прислонившись спиной к той стенке, которую еще не закончил могильщик. На колени я кладу свое игрушечное убежище и теперь, наверное, выгляжу как ребенок, который играет в парке с конструктором.

– К тебе можно? – спрашивает Руфус.

– Здесь место только для одного. Иди найди свою могилу.

Руфус все равно залезает в яму, отпихивает мои ноги и втискивается рядом со мной, положив одну ногу на мою, так чтобы мы оба уместились.

– У меня могилы не будет. Меня кремируют, как и всю мою семью.

– А их прах до сих пор хранится у тебя? Мы могли бы где-нибудь его развеять. Раздел «Прощание с прахом» на «Обратном отсчете» на самом деле очень популярен и…

– Мы с плутонцами об этом позаботились еще месяц назад, – прерывает меня Руфус. Нужно сделать над собой усилие и начать держать при себе истории про виртуальных незнакомцев. – Развеяли их прах у нашего старого дома. Я после этого все еще чувствовал себя опустошенным, но по крайней мере они снова обрели дом. Я хочу, чтобы плутонцы развеяли мой прах кое-где в другом месте.

– Где? Возле Плутона?

– В парке Алтеа, – говорит Руфус.

– Люблю этот парк, – замечаю я.

– Откуда ты о нем знаешь?

– Часто туда ходил, когда был еще ребенком. Всегда с отцом. Он рассказывал мне про разные виды облаков, а я выкрикивал, какие облака вижу в небе, когда качался на качелях и взмывал вверх. А почему тебе там так нравится?

– Даже не знаю. Я часто волей случая оказывался именно там. Именно там впервые поцеловал одну девчонку, Кэти. Туда пошел, когда погибла моя семья. Туда же – после своего первого веломарафона.

Только посмотрите на нас: мы, два парня, сидим на кладбище под только что заморосившим дождем и обмениваемся историями в моей наполовину вырытой могиле, будто сегодня не умрем. Подобных мгновений спокойствия и забытья будет достаточно, чтобы дотянуть до конца дня.