В коммандо - [27]

Между увалами скот сбивался в черные плотные массы, производя почти оглушительный шум своим блеянием и мычанием. Переправляясь через полноводную реку, мы увидели на середине реки телегу, которая застряла. Женщина стояла в воде, толкая телегу сзади, а девочка в это время тянула за узду. Несколько наших мужчин спрыгнули с лошадей и скоро вытащили телегу на другой берег. Но мы не могли остаться, чтобы помочь бедным женщинам и детям. Мы поехали дальше, всюду спрашивая о правительственных фургонах. Они находились выше по течению и на другом берегу реки, так что нам предстояла еще одна переправа, на сей раз в темноте, с риском для жизни.

Две маленьких девочки утонули тем вечером, и одну переехало колесо фургона. Было бы лучше для женщин остаться дома и положиться на милосердие врага. Они не должны были пускаться в это ужасное путешествие. Женщина не может бегать с места на место, как мужчина, и жизнь в лагере для беженцев была бы легче, а горе можно было бы пережить и дома. И все это было только началом их страдания. Если бы они остались дома, то они, возможно, сберегли бы свои дома, но теперь враг был уверен, что фермы пусты, и можно разрушать их и жечь.

Днем, пока все это было в новинку, женщины и девочки были достаточно жизнерадостны, но кто может описать их страдания в течение этой вынужденной поездки дождливыми ночами? Я не знаю, как все те фургоны и рогатый скот прошли той ночью через вздувшуюся реку. В двадцати шагах от того места, где я лежал, запрягали фургон, и я услышал голоса мужчин и женщин. Говорил старик. Он угрожал высадить всех женщин в первом же подходящем месте, поскольку никогда за всю жизнь не имел столько неприятностей. Маленький мальчик и кафр с ним соглашались. Мальчик был верхом и вел, или скорее, тянул, другую лошадь, которая отказывалась двигаться. Он должен был собрать рогатый скот, что казалось мне почти невозможной задачей в темноте, среди множества бурских лошадей. Когда он нашел Киндермейд, Витлис пропала, и когда Витлис нашлась, пропал Ваальпенс. Киндермейд, серый вол, доставлял больше всего неприятностей. Несколько раз он проходил мимо меня, преследуемый мальчиком, который тянул за собой непослушную лошадь. Тогда мальчик воскликнул в отчаянии: «Смотри, как вертится эта лошадь!» Когда его отец сердито спросил: «Ты, наконец, нашел Киндермейд?», он ответил: «Да, но теперь пропал Ваальпенс, эта кобыла крутится так, что я не могу собрать волов!» Когда он нашел их всех, и грохот их фургона замер вдали, я все еще слышал, что он жаловался на несносную кобылу, своим грустным, пронзительным, детским голосом. Это был маленький эпизод в моей жизни, который мне нелегко будет забыть. Это было последним, что я видел в этом эпизоде с женщинами-беженками, потому что мы должны были остаться, чтобы продолжать борьбу, хотя нам приходилось отступать. Позже я услышал много грустных рассказов об этом, которые не могу повторить в этой небольшой книге.

Бедные женщины и дети были действительно достойны сожаления, но мы не испытывали никакой симпатии к мужчинам, которые зимой со своим скотом сбежали в бушвельд, а теперь искали у нас защиты, хотя сами никогда не воевали. Ин действительно нужно было уходить и уводить скот, иначе англичане его просто уничтожили бы, но многие мужчины использовали эту надобность в своих интересах, и иногда три или четыре сильных, крепких мужчины вели один фургон, где вполне достаточно было бы одного человека.

XV. Сражение при Чриссимеере – Соединение с генералом Бейерсом

Я не буду описывать наше отступление, поскольку ничего интересного за это время не произошло. Мы должны были постоянно быть начеку и двигаться, прежде чем хитрый Френч заманил бы нас в окружение, которое постоянно нам готовил.

В Тричардсфонтейне мы с Малербом должны были найти своих лошадей, которые ушли, поэтому на несколько дней мы расстались с коммандо. Найдя лошадей, мы пошли в Ермело и оставались там, пока враг не приблизился настолько, что генерал Луис Бота, который там оказался и знал о нашем прибытии, послал сказать нам, что мы должны покинуть город. Тогда мы присоединились к его отряду и направились к Спионоскопу.

«В царстве слепых и одноглазый – король!» Здесь это выражение вполне применимо. За три года моей университетской жизни в маленькой стране, которая теперь оказывает нам такую большую поддержку, я часто поднимался на холм, имевший те же размеры, что и Спионоскоп. Но в той стране этот холм был известен, как самый высокий, и носил гордое название «гора Амерсфоорт».

Пока офицеры проводили военный совет, мы с Малербом поехали к своему коммандо. В Клипстапеле нам разрешили передохнуть на несколько дней, и там мы подготовились ночному нападению на лагерь Смита-Дорьена, к северу от нас. Но наш проводник заблудился в темноте, и мы должны были возвратиться. Было решено, однако, повторить попытку нападения следующей ночью в Чриссимеере, где тогда находился лагерь. Все складывалось в нашу пользу. Наши силы состояли из многих объединенных коммандо, и враг ненамного превосходил нас.

Тем вечером мы были расставлены не как всегда. Бойцы каждого отделения под командованием капрала двигались одной группой. Командир или фельдкорнет был во главе, сопровождаемый капралом с его десятью или пятнадцатью мужчинами, ехавшими в ряд, за ним следующий капрал со своими людьми, тоже едущим в ряд, и т.д. При взгляде назад с вершины холма в лунном свете видно было большую темную массу обозленных, решительных людей. Почти каждый бюргер имел одну или две запасные лошади, как правило кобылу с жеребятами, которых мы присвоили и обучали в течение нашего отступления на Хугевельд. Тогда каждая лошадь, обучаемая или нетренированная, была при деле. Жаль, что кобылы со своими жеребятами не были оставлены в тылу, поскольку они своим ржанием производили большой шум. Мы ехали на лошадях, нам было запрещено говорить или зажигать трубки – вполне разумно, но лошадиное ржание не способствовало соблюдению тишины. Время от времени, когда ржание становилось слишком громким, некоторые из буров не могли удержаться от восклицаний. Иногда кто-то зажигал трубку, заботясь о том, чтобы его не заметил враг или фельдкорнет. Стояла тишина, которую нарушали только кобылы с жеребятами. Эти животные доставили нам большое беспокойство, но приказ, который мы получили, гласил, что мы должны были открыть сильный огонь в начале атаки и потом его ослабить, пока не наступит рассвет, чтобы сберечь боеприпасы. Мы должны были напасть в темноте. Но что будет, если враг, узнав о нашем приближении, сам атакует нам с другой стороны или направит на нас свои «максимы»?