В Каталонию - [38]

Галстук сжимал раздражённую от щетины шею, и Виктор был рад сбросить его, как хомут. Тот полетел в сторону высокого фикуса, стоявшего в уголке прихожей. Он протёр лицо пахнувшими кожаным рулем руками и погрузил в них свое бугристое и бледное лицо.

– Что случилось? – спросила с волнением Ката. В руке она держала кухонную лопатку. Масло начало стекать с неё, и пол покрылся маленькими жирными пятнами.

– Презентация прошла не очень?

– Хуже. Она даже не началась, – истерически улыбнулся Виктор.

– Что это значит?

– Это значит, что мне можно вставать в очередь за пособиями по безработице.

– Я серьёзно! Что случилось?

– Касьяс умер, – сказал Виктор и прижал лицо ладонями, – прямо в начале презентации. Ты представляешь? Остановка сердца или того хуже.

Катя зажала вырывавшийся из неё крик и опустилась на стул, приготовленный как будто специально для плохих новостей.

– Нет, Виктор, этого не может быть. Но как? И причём здесь ты?

Виктор рассказал ей о возможном отравлении, подозрении и задержании. О том, как провёл день в ФСБ.

– Представляешь, что он за человек? Его смерть отождествили с государственной важностью. Это клеймо на моей карьере.

– Не говори так! – воскликнула Ката и заплакала. Она не сдержала слёз из-за навалившихся на нее в последнее время волнений. Чёрная полоса наступала на пятки, и слабость вылезла наружу в виде солёных и мокрых волнений.

– Ты ни в чем не виноват. У него, наверняка, было больное сердце, и это выяснится совсем скоро, вот увидишь. Надо просто подождать. Тебя отпустили не просто так, они знают, что ты невиновен.

Виктор был благодарен жене за столь ярую поддержку. Именно за неё он её так сильно любил, каждый раз сталкиваясь с обороной ласки и внимания, когда что-то не клеилось. Ката ему была нужна сейчас, как глоток воздуха, который он почувствовал сильнее обычного при выходе из здания ФСБ. Пять минут до этого ему казалось, что он оттуда никогда не выйдет – возможно, Роберто Касьяс был известным лицом на государственном уровне, а какому-то инженеру об этом никто не расскажет и уж тем более не объяснит, откуда корни растут.

– Почему они меня отпустили?

– Они тебя отпустили, потому что ты ни в чём не виноват. Это же очевидно. Ты выступил продавцом во всей этой истории, а Касьяс покупателем. Тебе же ни к чему его убивать. Ни к чему? – переспросила она и посмотрела прожигающим взглядом на мужа.

– О чем ты?! – скукожился он, – я думал, что сегодня один из счастливейших моментов в моей жизни. Я продам яхту Роберто Касьясу, местные газеты напишут об этом статейку, я…, – закатил он глаза, – быть может, появлюсь на обложке какого-нибудь дешёвенького издания. И мы поедем отдыхать. С тобой и Никиткой. Прямо на Филиппины. Как и эта чёртова яхта!

То ли в комнате потеплело, то ли жар сам резко приблизился к её вискам, но Ката почувствовала, что предметы в комнате поплыли в разные стороны, а на веки упало что-то тяжёлое, из-за чего картинки перед глазами завертелись каруселью. Тошнота и тревога ворвались внутрь и предательски забили там в свои барабаны. В ушах зазвенели тромбоны, и воздух наполнился невидимой пылью, от которой захотелось закрыться руками.

Катя закашляла. Закашляла предательски громко. Так громко, что хрипота сравнялась с кашлем и вместе с ним начала давить на лёгкие. Глаза прослезились, и в мозг снова ударило опасение, что этот приступ не на пару минут. Она кашляла и кашляла, пока не упала от слабости на тот самый стул – подготовленный как будто специально для таких неожиданностей.

Виктор взял её на руки и отнес в спальню. Она слышала отдалённые, сказанные им, но как будто где-то вдалеке слова:

– Да ты простудилась, малышка. Ложись-ка на кровать, отдохни, а я вызову врача.

Он подхватил её под руки, когда почувствовал, как всей тяжестью она спадает на пол и выскальзывает из его рук. Схватив руками под колени, он поднял её худое, но такое тяжёлое сейчас тело и отнёс в спальню. Там он вызвал Скорую и, объясняя соблюдающим требования приёма вызовов диспетчерам, изложил то, чего сам не понимал и отталкивал, как если бы симптоматика плохого самочувствия его жены была чем-то омерзительным и зловонным, тем, чего не должно было бы быть в их квартире.

– Она просто упала, – шептал он, – а потом задыхалась. А потом кашляла. И этот кашель был назойливым. А потом обмякла…

– Скорая выехала, – услышал он и, не положив трубку на место, начал трясти жену, как если бы она умерла.

Виктор начал сравнивать произошедшее с его заказчиком сегодня и плохое самочувствие Кати. В голову полезли самые худшие мысли. Он задрожал и выкрикнул её имя, как если бы она умерла. Он был поразительно уверен, что его жену тоже отравили.

Эти мысли, как тараканы, забегали в голове и не давали покоя до того, как жена не начала с ним разговаривать.

Она что-то говорила о спокойствии, о том, что она болеет. Но Виктор её не слышал. Он бегал по квартире и искал того, кто мог отравить его жену.

Он забежал во все комнаты, в туалет и в ванну.

И не найдя там никого, побежал на кухню, пытаясь отыскать следы отравы.

Он разбил две чашки, когда искал то, о чём и сам не догадывался. Он открыл мусорку и рылся в пакете.