В канун грозных потрясений: Предпосылки первой Крестьянской войны в России - [82]

.

По мнению К. Буссова, Борис «исполнял свои обязанности столь разумно и ревностно, что почти все дивились и говорили, что на всей Руси нет равного ему по разумности, поскольку он многие неисправные дела привел в полный порядок, многие злоупотребления пресек, многим вдовам и сиротам помог добиться справедливости»[689].

Во всех этих суждениях, если их сопоставить с реальной деятельностью Бориса Годунова 80-90-х годов, можно найти отражение действительных фактов, свидетельствующих, что перед нами незаурядный политик. Осторожный и проницательный, вероломный и щедрый, Борис умел быть всяким, точнее, таким, каким требовали обстоятельства. Этим он обязан был природному уму и непреклонной воле. Современники писали о нем: «.. не научен сый писаниам и вещем книжным, но природное свойство целоносно имея». И. Масса полагал, что у Бориса была «обширная память, но что это был человек, не умевший ни читать, ни писать». По И. Тимофееву, «первый таков царь не книгочий нам бысть», от рождения до смерти «буквенных стезь ученьми не стрывая». Все это, конечно, преувеличения. Подписи Бориса сохранились на актах с 1571/72 г.[690]

Борис вышел из опричного окружения Ивана IV. В ратных делах он себя не проявил. Поход 1590 г. окончился заключением мирного соглашения, а осада Москвы Казы-Гиреем в 1591 г. была слишком кратковременной, чтобы выявились воинские способности правителя. Однако из этих двух кампаний Годунов сумел извлечь для себя максимальную выгоду, выступив в первом случае в обличий миротворца, а во втором — в роли спасителя отечества. Победить своих противников к 1587 г. Борис смог, только добившись консолидации сил феодальной знати. Одновременно он сумел завоевать симпатии дворянства раздачей льгот и земель, а также преодолеть недоверие торгово-ремесленных верхов путем удовлетворения их основных социальных требований. Отказ от системы жестоких репрессий и изнурительных войн дополнялся демагогическими подачками самым широким слоям населения. Это также сказывалось на отношении народа к правителю.

В результате Борису в 90-е годы удалось добиться решительного упрочения личной власти. После смерти Дмитрия он лишил тверского княжения Симеона Бекбулатовича, отправив его в село Кушалино, и теперь правил единодержавно. С 1584 г. он на приемах послов стоит у трона (как в 1582 г. А. Ф. Нагой и Б. Я. Бельский), а в 1596 и 1597 гг. держит «царскаго чину яблоко». С 1595 г. рядом с Борисом появляется его сын Федор. С 1586 г. Годунову присылают грамоты правители различных стран, а сам он активно ведет дипломатические переговоры. У него есть собственная канцелярия с дворецким Богданом Ивановым и казначеем Девятым Офонасьевым[691].

Но при всем этом в деятельности Бориса заложено было противоречие, которое он устранить не мог. Все мероприятия по экономическому оздоровлению землевладения служилого люда не могли привести к сколько-нибудь стабильным результатам, пока не был решен главный вопрос — о рабочей силе вотчин и поместий. Ее в значительной мере составляли холопы-страдники, трудом которых обеспечивалась обработка господской запашки, и крестьяне — главные поставщики натуральных и денежных оброков. Бегство тех и других грозило подорвать самые основы материального благополучия светских феодалов, поэтому чрезвычайные меры по его решительному пресечению становились насущной необходимостью. Составление писцовых книг, начатое в 80-е годы, к 1591/92 г. практически завершилось. Писцовые книги и опыт введения заповедных лет в отдельных районах создали базу для более далеко идущих мер. Законы о холопах и крестьянах 90-х годов преследовали одну цель — пресечение бегства крестьян и холопов и имели между собой много сходных черт.

25 апреля 1597 г. по царскому указу от 1 февраля в Холопий приказ М. И. Внукову и дьяку П. Кокошкину послана была память:[692]. царь «приговорил со всеми бояры» присылать в Холопий приказ служилые кабалы и другие старые крепости (на людей, живущих за господами, или беглых) и их переписывать в специально заведенные для этой цели книги. Речь шла о проверке прав холоповладельцев на их людей, владение которыми было документально оформлено. При этом юридическое положение старинных видов холопов не изменилось. Записывать холопьи имена и крепости предписывалось «с нынешняго нового уложения бессрочно». Запись в книги следовало произвести в течение одного года. Если же кто-либо из холоповладельцев находился на дальних службах (на Тереке, в Астрахани или Сибири), то срок увеличивался до трех лет. Если же крепости на холопов пропали, но об этом своевременно были сделаны «явки», то в соответствии с мартовским указом 1593 г. надлежало писать новые крепости на холопов взамен утраченных. Предписывалось не принимать иски на тех холопов, которые давали на себя кабалы до 1 июня 1586 г. (хотя они не записаны в Холопьем приказе), после этого указа и которые будут давать на себя кабалы после 1597 г., а находиться они должны в холопстве по кабалам. Дети человека, записанного в холопство, и его жена должны были разделить судьбу их отца и мужа. В случае возникновения споров между холоповладельцами холопа надлежало отдать тому его господину, который предъявит более старую кабалу. В памяти указывалось, что делами о полных и докладных кабалах ведает постельничий и наместник трети Московской И. О. Безобразов или его преемники. Если бывшие прежде кабальными холопами люди захотят дать на себя полные и докладные грамоты, а затем откажутся это сделать, то их следует отдать прежним законным государям по служилым кабалам. Те из них, кто добровольно служил пять-шесть недель, подлежат отпуску на свободу, но на тех, кто служил с полгода, следует давать служилые кабалы, так как хозяева их обували и одевали. Беглых добровольных холопов надлежит выдавать их хозяевам. Попытка ликвидировать институт добровольного холопства отвечала интересам представителей служилого класса, получавших теперь право и возможность закрепить за собой значительное число добровольных слуг.