В канун грозных потрясений: Предпосылки первой Крестьянской войны в России - [64]

.

Подключник Артем Ларионов «с товарищи» сказали, что во время событий они стояли «вверху за поставцем (шкафом. — А. З.), ажио деи бежит вверх жилец Петрушка Колобов», который и рассказал им о «самозаклании» царевича (XXXIII). Ключник Г. Тулубеев сослался на стряпчего С. Юдина и сытника К. Моховикова (XXXI). Сытники М. Меньшиков и Н. Бурков «с товарищи» ссылались на тех же Г. Тулубеева, С. Юдина и К. Моховикова (XXVIII). Но сам Моховиков не мог сказать, от кого ему стало известно о смерти царевича. Юдин же утверждал, что он «стоял у поставца, а то видел» (XXXI). По мнению Р. Г. Скрынникова, именно «показания Юдина начисто исключают версию об убийстве Дмитрия»[564]. Представляется, что в правдивости слов Юдина можно сомневаться. Ведь иное мнение основывается на двух недоказанных постулатах: во-первых, что Юдин действительно видел происходившее во дворе; во-вторых, что он говорил правду относительно случившегося.

По мнению И. И. Полосина, в Угличском деле сохранилось целых «шесть различных вариантов о причинах и условиях смерти царевича. Их наличие ликвидирует раз и навсегда все разговоры ученых о якобы произведенной по указанию Бориса Годунова подделке (подтасовке) материалов следствия». Однако вариант варианту рознь. Да и по существу-то нет в Следственном деле «шести вариантов» причин смерти Дмитрия. Полосин причисляет к ним «порчу» царевича, которую якобы Мария Нагая допускала «как основную причину его смерти». Это не соответствует действительности, ибо Нагая считала убийцами Данилу Битяговского, Никиту Качалова и Осипа Волохова. Согласно показаниям Волоховой, царица до событий приказала даже убить одну юродивую, «будтось та жонка царевича портила» (XV). Полосин считал вариантом и показание попа Богдана, что «царевича Дмитрия не стало». По-видимому, поп просто не знал (или не сообщил) ничего о причинах смерти царевича, поэтому считать его свидетельство особым вариантом нет оснований. Не являются таким вариантом и слова Г. Нагого, который, сообщая о том, что царевич зарезался, просто добавил: так «почали говорить». В конечном итоге фактически все показания сводятся к двум версиям: смерти царевича от несчастного случая или его убийству. А это лишает необходимой убедительности общий тезис И. И. Полосина о характере Следственного дела.

Поражает одна особенность Судного дела. Сразу после смерти Дмитрия распространилась весть о том, что он был убит. Эту версию передавали, в частности, Михаил и отчасти Андрей Нагие. О том же, как известно, говорила Мария Нагая. Но показаний лиц, отстаивавших и доказывавших эту версию, в Судном деле почти нет. Странно уже отсутствие показаний царицы Марии, хотя при расспросах кормилицы и постельницы она присутствовала. Согласно И. И. Полосину, подобный пробел «разъясняется очень просто: царицу Марию допрашивали в Москве — царь и бояре, патриарх и Освященный собор; Следственная комиссия боярина Шуйского не имела на то права»[565]. Между тем о заседании 2 июня Освященного собора, который подводил итоги расследованию дела, нам известно из Следственного дела, но ни о каком допросе царицы там нет ни слова. Мало того, митрополит крутицкий Геласий на этом заседании говорил: «..которого дни ехати мне с Углеча к Москве» призвала меня царица Мария и просила «челобитье ее донести до государя… чтоб… Михаилу з братьею в их вине милость показал» (LV). Этого челобитья в Следственном деле нет, хотя челобитная Ракова, также доставленная в Москву Геласием, помещена.

Сторонники версии о «самозаклании» царевича стремятся опровергнуть уверенность Марии Нагой в убийстве ее сына ссылкой на то, что ей вообще верить нельзя. Ведь признала же она в 1605 г. в самозванце своего сына. Но они забывают, что и в 1591 г., и позднее она упорно стояла на том, что к царевичу были подосланы убийцы, и никогда не говорила о его «самозаклании». А вот глава Следственной комиссии кн. В. И. Шуйский после 1591 г. дважды менял свою точку зрения на события 15 мая: в 1605 г. он признал в самозванце чудом спасшегося царевича, а в 1606 г., напротив, санкционировал версию об убийстве Дмитрия Годуновым.

Помимо показаний царицы Марии в Следственном деле отсутствуют и свидетельства многих других лиц, которые могли бы прояснить события 15 мая и обосновать версию об убийстве Дмитрия. В тот день первым ударил в колокол сторож Спасского собора Максим Кузнецов (XIX). Именно он мог бы рассказать, что же он видел на заднем дворе до того, как туда прибежала Мария. Однако его показаний нет. В убийстве Битяговских и других «злодеев» принимали участие «починщики» — посадские люди Ляпун, Никитка Гунбин, Степанка Полуехтов, Иван Тимофеев и Тихон Быков (XXIX), а также сапожник Тит (L). К событиям имели касательство сторож Евдоким, посадские люди Василий Ильин, дегтярник Филя и др. (LVI–LVII). И. И. Полосин приводит список из 22 человек, которые, по его словам, «были допрошены», и допускает, что их показания могли попасть в «особое дело» о народном восстании[566]. Но доказать, что всех этих лиц допрашивали и что существовало какое-то «особое дело» о волнениях в Угличе, Полосину не удалось. Добавим к числу осведомленных лиц посадских людей десятского Алексеевской слободы Субботку, холщевника Семейку, мыльника Ваську (XL). Во вторник 18 мая они отводили лошадей на разграбленный двор Михаила Битяговского и, наверное, могли бы сообщить новые детали если не о самой смерти Дмитрия, то о событиях, с ней связанных.