В хвойном море - [4]

— Убежал.

— Что будем делать? — растерянно спросил Виктор, сбирая изморозь с усиков.

— Не все пропало. Будем догонять по следу, а как увидим — возьмем в вилку и направим куда надо.

— Я совсем заблудился, не знаю, в какой стороне охотники.

Киря взмахнул рукой.

— Там.

— Эх, куда он нас завел. Тяжело идти целиной-то.

— Да, снег некаткий, не то что старая лыжня. Ну, пошли!

И началась погоня. Знал Киря, что лось не пуган людьми, а всего лишь немного потревожен и далеко уйти не должен. Но может водить за собой и день и больше-У них такая повадка: увидит человека — отойдет и остановится. Попробуешь к нему поближе подобратьея — он опять отойдет. Не убегает и не подпускает к себе. Такого легче всего загонять на охотников. А как поведет себя этот? Угадай-ка!

Как будто назло Кире лось оставил след меж густо поникших ветвей, и они больно хлестали по лицу, царапали, цеплялись за одежду. Егерь не переставал удивляться великану лесов: по болоту, где человек не пройдет, лось шагает будто по твердой земле. И густые заросли раздвигает могучей грудью, как траву.

Прошел, должно быть, не один час. Лоб у Кири взмок, и по спине, по желобку позвоночника, скатилась холодная струйка пота. Ныла нога, и ремень ружья больно давил плечо. Сзади сопел Виктор. Киря досадовал на себя: плохо стал ходить на лыжах, раз горожанин от него не отстает.

Конечно, егерь не обязан быть в загонщиках, можно бы потом проверить, кого убили: самку или малолетка, в случае чего составить протокол и представить к штрафу… Все это так, но животное не оживишь… Все равно как с лесом. Вошли деревья в спелость — вали, руби, не давай на корню умирать, пусти в дело древесину. А неспелое дерево не трогай. Это понимают промысловые охотники. Те — народ серьезный, у них охота — работа. А городские для развлечения охотятся, эти так, свистуны. Слово «свистуны» Киря считал оскорбительным и награждал им людей пустяшных, легких.

Опять подумалось о женщине в дубленом полушубке. Стоит за осинником на «номере» и, наверное, щекочет себе нервы ожиданием… Хотя Киря устроил охоту по правилам и честно хочет нагнать лося на стрелков, но живет в нем скрытая надежда, что бык пройдет на виду у охотников, да недосягаемо для пуль. Хорошо бы так-то. Пусть бы погулял еще. Умереть успеет. Волку не дался, значит, силенка еще водится. А охотники что ж? Пульнули бы в вольный свет впустую, потом постреляли бы зайцев и тем довольны бы остались. Так бывало с другими…

На опушке, перед оврагом, они наконец заметили лося. Егерь тихо обошел его краем леса, кроясь под ветвями, задудел в сложенные корытцем ладони. Лось повел головой, увидел человека и спустился в овраг, который тянулся к озеру.

— Иди, Виктор, правым берегом, а я левым. Так и доведем его до озера, а там встретят.

Овраг был пологий, на дне его пробивался из-под снега ручей, росли ивы, и тут любили пастись лоси.

Спустя некоторое время, когда животное величаво вступило в осинник, Киря остановился и дал знак Виктору сделать то же самое. Было тихо. Иногда пробежит волной ветер, качнет деревья, и с них посеется снежная пыль. Обломится под тяжестью наледи сучок, мягко упадет в сугроб, и снова торжественный покой и тишина. От этой тишины и от быстрой ходьбы у Кири звенело в ушах. Он слышал токи крови в своем теле и биение сердца. От старого дуба, к которому он привалился, пахло свежо и крепко: так пахнет кадушкой, пропаренной перед засолкой овощей. Во рту защекотал знакомый вкус хрустящей, чуть закисающей вилковой капусты и пупырчатых огурцов с душком чеснока. Киря сглотнул слюну, чувствуя нестерпимый голод.

И в это время резко хлопнул выстрел, за ним второй. Стайка снегирей выпорхнула из подлеска, сверкнув красными пятнышками, скрылась в чаще. Звук выстрелов катился и постепенно замирал. Киря подождал, не будет ли еще выстрелов. Лес молчал.

— Виктор! Сюда!

Шли вяло, усталые и равнодушные к охоте. Виктор размышлял вслух:

— Интересно, промазали или убили?

— Свалили.

— Почему так уверен?

— Стрелял кто-то один дуплетом. Если бы промазал, так другие палили бы. Городские охотники всегда так.

Издали донеслись голоса. Слова доходили неразборчиво, но ясно было, что говор там шел быстрый, веселый.

— Э-эй! — крикнул егерь. — Не стреляй!

В ответ отозвалось успокоительно:

— Иди, не бойся.

В осиннике топтались мужчины, а женщина сидела на туше лося, держа меж колен ружье. По глазам было видно, что она переполнена радостью.

Первым делом Киря осмотрел раны на туше, похвалил стрелка: пули попали в голову и в грудь, положил руку на пах, ощутив живое тело потом глянул на рога.

— Тот! Мной спасенный… с обломанным отростком на правом роге. — Помолчал, покачал головой, вздохнул — Эх, какого красавца сгубили!

Понимая, что убийство старого лося дело обычное, Киря все же огорчался. Ему и самому приходилось убивать на охоте, но всегда он испытывал при этом горькое чувство и стыд.

Лавр Петрович, с пунцовым, по-женски мягким лицом, отвинтил от фляги пробку, подал Зареме складной стаканчик, налил.

— Полагается выпить на крови. За твою удачу, дорогая!

Зарема выпила одним духом, приняла из рук мужчины бутерброд, стала жевать жадно.