В Хангай за огненным камнем - [45]
Начальник партии Мунхтогтох ходил хмурый и тоскливо взирал на небо: надвигалась осень, несущая в этот суровый горный край гнетущий холод и пустоту. На Хангай оставался один месяц, всего только месяц! В сентябре партия будет вынуждена покинуть этот удивительный и пока неизвестный геологам Хангай. Предстоит переезд на юг, в теплые районы Гобийского Алтая и Восточной Гоби. А там ждали геологов месторождения ювелирного граната-альмандина Алтан-худук и многоцветного агата Их-джаралан, на которых планировалась опытная добыча. Был у партии и еще один весьма трудоемкий объект — Цахиуртское проявление белого мрамора, вблизи нового промышленного города Дархана. На Цахиурте проводил разведочные работы отряд геолога X. Буда, и нам с Мунхтогтохом регулярно приходилось бывать там, покрывая расстояние около 1000 км. И на мраморе мы терпели неудачу: несмотря на красивый белый цвет и хорошую просвечиваемость (чем он напоминал иногда знаменитый каррарский мрамор Италии), он не удовлетворял одному немаловажному требованию — блочности. Геологи предпринимали отчаянные попытки найти среди трещиноватых, сильно попорченных тектоническими процессами мраморов монолитные участки. Но это не удавалось, и с каждым разом шансы этого объекта неумолимо падали. Словом, было о чем задуматься Мунхтогтоху и всему нашему небольшому коллективу.
И все же в ожидании погоды мы не теряли время даром: отрабатывали маршруты, составляли карты, заново переоборудовали десятиместную палатку под полевую лабораторию. Строгая хозяйка лаборатории — минералог Бадра — с длинной черной косой уже успела к тому времени просмотреть все шлихи и с нетерпением ждала новых. Наконец, после напряженного ожидания, снова заголубело небо, выглянуло солнце, и долина вновь заискрилась золотистым цветом, соответствуя своему названию «Солнечная». Река стала меньше пениться, постепенно очищаться от мути, а поверхность ее сделалась слегка вогнутой — верный признак убыли воды.
Река Нарын-гол. Фото О. И. Климберга.
Стосковавшиеся по прерванной работе, геологи рьяно взялись за шлихи и геологическую съемку водораздельных участков долины. Намсарай целиком переключился на шлиховое опробование и сам начал мыть шлихи. Мы знали, что скромный, немного застенчивый Намсарай имеет характер настоящего бойца. Когда старший геолог брался за дело, он, казалось, забывал обо всем, не считался ни с чем, не щадил ни себя, ни других. С бледным вытянутым лицом, на котором неистовым пламенем горели большие черные глаза, он всем своим обликом напоминал романтическую фигуру геолога-первооткрывателя. Таким он и был на самом деле. За время работ на Суман-голе, а затем на Чулуте Намсарай в совершенстве овладел всеми тонкостями шлихового дела. С завидной ловкостью заправского промывальщика он мог промыть шлих, не потеряв при этом ни единого зерна из концентрата, осевшего на деревянном ложе лотка. Обладая редкой наблюдательностью, способностью геологически мыслить и понимать природу, он точно находил места отбора шлихов и предугадывал возможные результаты. Также скрупулезно и безошибочно он просматривал отмытые шлихи под лупой, а затем под бинокуляром. Овладев шлиховым искусством, Намсарай обучил ему техника-геолога Дамбу и двух рабочих-шлиховальщиков. Теперь две хорошо подготовленные группы шлиховальщиков работали посменно, соревнуясь между собой. И каждый таил в себе сокровенную надежду на успех, без которой был бы немыслим поиск. Работали без отдыха, с каким-то упоением и азартом, успевая за день отобрать и полностью обработать по 20–30 проб. Вечером возвращались в лагерь голодные, продрогшие, с красными от ледяной воды руками, валясь с ног от усталости. Но все-таки первым делом заглядывали в палаточную лабораторию, к Бадре, с надеждой, что ей удалось что-нибудь «ухватить» из вчерашних проб. И по одному ее виду понимали, что в этот раз было также пусто, как и во все предыдущие.
Намсарай мягкими движениями промывал пробу.
Намсарай тяжело переживал неудачу. Лицо его осунулось и как-то посерело, только глаза горели все тем же жгучим упорством. Когда выпадали свободные минуты, он успевал еще раз посмотреть свои пробы, а также пробы, привозимые с Шаварын-гола, от Тумура. Те выгодно отличались от нарын-гольских — в них постоянно присутствовали хризолит и авгит — самые вероятные спутники пиропа. А в Нарын-голе и того не было. Была опробована уже половина главного русла реки, и все впустую. Нарын-гол вилял в разные стороны и, наконец, круто повернул на юг, уводя поисковиков все дальше и дальше от лагеря. И вот наступил, наконец, тот редкий и счастливый для каждого геолога момент, когда он не только ищет, но и находит. Присев на корточки, Намсарай мягкими движениями промывал очередную пробу, внимательно всматриваясь в лоток. И вдруг на дне лотка в намытом им желто-сером песке заалели, будто капельки застывшей крови, маленькие зернышки — красного минерала. Это были не единичные зерна — целая горсть, словно рассыпанная чьей-то щедрой рукой, сверкала в мокром песке, высвечиваемая косыми лучами заходящего солнца.
Минералог Бадра за росмотром шлихов.
