В грозовом небе - [46]

Собравшись после приземления в крутой балке, решаем, что делать дальше. Кругом - заснеженное поле, но снег неглубокий. Судя по всему, немцев в этом районе нет. Спрятавшись в густых зарослях кустов, надеемся дождаться здесь темноты и потом, ориентируясь по звездам, следовать на запад, где слышна канонада - видимо, наступают наши войска. Но осуществить это намерение нам не удалось. Вражеские солдаты шли по нашим следам и внезапно окружили нас.

…Допрашивают нас по одному. Соломонова, еврея по национальности, в тот же день расстреляли. Нас с Габачиевым отправили под Сталинград, в лагерь для военнопленных. До прихода сюда врага в этом помещении была животноводческая ферма. Но коров там давно уже не было - наверно, съели окруженные гитлеровцы. Спали мы кто на грязной соломе, кто - на навозе, покрытом брезентом. Помещение не отапливалось, но нас спасало летное обмундирование - унты и меховой комбинезон. Однако холод все больше давал о себе знать. [124]

Недели через две от голода и холода силы совсем оставили меня, и, чтобы экономить их, пришлось лежать не двигаясь. Выручал Габачиев, который пробирался ночью из соседнего барака к нам, в офицерское отделение, чтобы чем-нибудь накормить меня и укрыть от холода.

В таких условиях пробыли мы почти месяц. Две последние недели нам совсем перестали выдавать пищу. Кто мог ходить, искал ее на территории лагеря, на свалке.

Но однажды рано утром стала слышна артиллерийская стрельба. Она все приближалась. Это было 1 февраля 1943 года. К вечеру лагерь был освобожден нашими войсками. Меня и многих других, неподвижно, почти в бессознательном состоянии лежавших на соломе, отправили в медсанбат. Голодным, нам прежде всего дали там по полчашки теплого кофе. Постепенно доводили наши желудки до нормального состояния, лечили обмороженные руки и ноги, почерневшие пальцы которых опухли и не двигались.

Почти два месяца врачи боролись за мою жизнь. Пролежав в санбате около месяца, я уже смог передвигаться и на поезде возвратился в свою часть. Теперь лечение мое продолжается.

За жизнь Парахина врачи боролись несколько месяцев. И победили. Летчик Ефим Парахин (он был призван на фронт в начале войны из гражданского воздушного флота) вернулся в строй, снова на своем бомбардировщике выполняет боевые задания, громит врага до самой Победы. В июне 1945 года ему присвоено звание Героя Советского Союза. После завершения Сталинградской операции полк сразу же перебазировался на запад. За активную боевую деятельность по разгрому фашистских войск под Сталинградом наш 98-й полк дальних бомбардировщиков стал называться 10-м Сталинградским гвардейским авиационным полком авиации дальнего действия.

С командиром полка

С командиром полка Иваном Карповичем Бровко мне не раз доводилось выполнять в воздухе боевые и учебные задания.

Этот человек просто жить не мог без полетов. На чем угодно, когда угодно - лишь бы летать. Аэродром был основным местом его деятельности. Во время подготовки полка к боевому вылету он готов был проверить в воздухе каждую только что отремонтированную машину. В боевых вылетах Иван Карпович личным примером увлекал своих [125] подчиненных на выполнение самых сложных заданий командования. В полку был учебный самолет По-2. Зная о желании штурманов пилотировать самолеты, о их большой помощи летчикам при вождении тяжелых машин, он организовал вывозку наиболее опытных штурманов полка. Некоторых, после нескольких тренировок, выпустил в самостоятельный полет.

Штурманом Бровко воевал в Испании; за это награжден орденом Красного Знамени. Переучившись на летчика, в начале Великой Отечественной войны в звании майора становится заместителем, а затем и командиром полка.

Однажды перед боевым вылетом - было это зимой 1943 года - Бровко вызвал к себе летчика Харченко, моего командира.

- Имею намерение слетать сегодня на боевое задание с твоим штурманом. Передай ему, что полетим на моем самолете; пусть проверит оборудование и вооружение.

Еще раньше он заинтересовался, почему наш экипаж возвращается домой, как правило, первым. И теперь на стоянке самолетов спросил меня, как нам это удается.

- Очень просто, товарищ командир: применяю активный способ полета на приводную радиостанцию, - доложил я.

- А чем он отличается от пассивного?

- Тем, товарищ командир, - отвечаю, - что полет в этом случае производится не по кривой, а по прямой, с учетом угла сноса, а прямая, как известно, всегда короче кривой.

- Кроме кривой вокруг начальства, там она короче, - улыбаясь, добавляет Харченко.

И вот полет с Бровко, или батей, как мы его называем. Запустили моторы, взлетаем. Бровко мастерски пилотирует самолет, точно выдерживает заданный мною курс на цель. Согласно боевой задаче мы должны бомбить железнодорожный узел Вязьма. Радистом в этом полете - начальник связи полка майор Иван Нагорянский.

На цель выходим с ходу, без крутого доворота, что Ивану Карповичу, очевидно, понравилось. С высоты 4000 метров сбрасываю бомбы, и на железнодорожной станции возникают пожары, в чем, накренив машину на развороте, убеждается сам командир. Неприятель отвечает зенитным огнем. Немедленно докладываю об этом командиру экипажа.