В грозовом небе - [45]

Возвращаясь с задания, когда самое опасное было уже позади и ожило наше переговорное устройство, Степан сказал:

- Надо будет доложить командиру полка, чтобы он походатайствовал о награждении прожектористов. Как они помогают нам! Как четко работают!

Да, это верно, помогают здорово. Вот и сегодня с помощью волшебника-луча мы отыскали цель в одном из занятых фашистами кварталов Сталинграда.

В середине января окруженная в Сталинграде группировка Паулюса была основательно сжата. Теперь нас посылали на боевые задания туда уже днем и без прикрытия, считая, что в этом огненном кольце не может быть достойного противодействия со стороны вражеской истребительной авиации. Но оказалось совсем не так. Обреченные на полное поражение, гитлеровцы отчаянно сопротивлялись, надеясь на помощь фюрера. С оставшихся в кольце 2-3-х аэродромов, таких, как Большая Рассошка, Питомник, Гумрак, они все же поднимали против нас свои истребители, и в некоторых случаях им удавалось сбивать наши самолеты. Наши воздушные стрелки не всегда могли противодействовать атакам «мессеров» последней модификации. В этом сказывался, очевидно, и наш годичный перерыв в дневных полетах. К тому же многих опытных воздушных стрелков уже не было среди нас. Теперь у пулеметов стояла в большинстве своем еще не обстрелянная в воздушных боях молодежь.

В начале января 1943 года с дневного боевого задания, которое выполняли в районе Сталинграда, не вернулись экипажи Феодосия Паращенко и Ефима Парахина. Все переживали за судьбу товарищей. Однако через несколько дней в полк пришло радостное известие - Паращенко и его штурман находятся на одном из аэродромов 16-й воздушной армии, что в 15-20 километрах северо-западнее [122] кольца окружения вражеской группировки. Нас с Харченко на боевом самолете немедленно послали за ними.

Через полтора часа полета находим полевой заснеженный аэродром. Приземляемся. Еще заруливая на стоянку, увидели стоящих там Паращенко и Сенатора, радостно машущих нам руками.

Не выключая моторов, сажаем их к себе: Сенатора - в мою штурманскую кабину, Паращенко - к воздушным стрелкам. На ходу расспрашиваем, что с ними произошло. Когда возвратились на базовый аэродром, Паращенко рассказал о случившемся с экипажем подробнее.

На цель - скопление окруженных гитлеровцев - вышли на высоте 2500 метров. Сенатору после ночных полетов особенно легко было найти ее и сбросить осколочно-фугасные бомбы. Однако привычное спокойствие экипажа было нарушено. Сразу после разворота стрелок-радист Пашинкин доложил, что сверху приближается звено «мессершмиттов». Началась пальба… Пашинкин сбил истребителя, но и сам вдруг перестал стрелять. Вызываю по СПУ второго стрелка, Гершера, - он стрелял по «мессерам», атакующим снизу. Но вскоре и его не стало слышно. Убиты?! Теперь гитлеровцам легко было расправиться с нами. Оставалось единственное - маневр по курсу и высоте. Иду со снижением - хочется поскорее выйти на свою территорию.

Но фашистские пули еще раз прошивают самолет. На правой плоскости появляется пламя: немецкий истребитель с малой дистанции угодил в бензобак. Пробую сбить пламя скольжением. Но из-за малой высоты сделать это трудно, почти невозможно. Даю Сенатору команду покинуть самолет, а потом сам - уже метров с пятисот - переваливаюсь через борт и, едва успев раскрыть парашют, приземляюсь недалеко от штурмана на заснеженное, изрытое воронками поле. Прячемся в них, свертывая свои парашюты. Сенатор - метрах в пятидесяти, ползет ко мне. Видим столб черного дыма - горит наш самолет. Горит на территории, занятой врагом. Что же делать дальше? Ждем затишья, но оно не наступает. Наконец метрах в ста замечаем наших солдат. Они тоже видят нас и подают сигналы, чтобы мы оставались на месте.

Когда стемнело, к нам подползли два бойца. Они переправили нас к своим. С болью в сердце еще раз посмотрели мы на то место, где сгорел наш самолет с погибшими в нем отважными бойцами - воздушными стрелками Сергеем Пашинкиным и Кубой Гершером, не раз спасавшими нас [123] от атак вражеских истребителей. В неравном бою они пали смертью храбрых.

О судьбе экипажа Парахина в полку стало известно лишь после победы советских войск в Сталинградской битве. Сначала прибыл в часть стрелок-радист Габачиев. Он и сообщил первые сведения об экипаже. Парахин вернулся в полк месяца через два, после лечения во фронтовом госпитале.

Вот его рассказ.

После того, как сбросили бомбы, я стал разворачивать самолет влево, в обход разрывов малокалиберной зенитной артиллерии, стрелявшей по шедшему впереди нас экипажу. Но тут один из зенитных снарядов разорвался прямо в хвосте нашего самолета. Он стал плохо управляемым, не слушался руля поворота. По докладу воздушного стрелка, руль был поврежден вражеским снарядом. С трудом выйдя из зоны обстрела зенитной артиллерии, спешим на свою территорию. Моторы помогают рулям делать разворот, взять нужный курс. Внезапно появляются два неприятельских истребителя и атакуют уже пострадавшую нашу машину. Слышу, стрелок-радист Габачиев из своей пушки дает длинную ответную очередь. Но силы неравные. После очередной атаки противника самолет, потеряв управление, резко пошел вниз. Даю команду покинуть машину. Вижу, как штурман Яков Соломонов выпрыгнул из нижнего люка передней кабины; покинул самолет и воздушный стрелок.