В грозный час - [21]

— Там заправитесь, пополните боекомплекты, — сказал в заключение подполковник. — А нынешний ваш бой — это только затравка. Противник вот-вот подтянет свои главные силы. Они у него уже в Гжатске. Так что готовьтесь…

Гжатск… Последний город на смоленской земле…

Каждый город, каждую деревушку оставляли мы с болью и кровью. И чем ближе подходил к Москве враг, тем больше было и крови, и боли, тем сильнее становилась ненависть к врагу.

И вот — Гжатск… Для нас он был тогда не только частью родной советской территории. Этот город являлся еще и очень важным стратегическим пунктом, взятие которого значительно облегчало гитлеровцам продвижение на Москву.

И мог ли кто-нибудь из нас тогда знать, что пройдет немногим менее двадцати лет, и о нем, этом небольшом смоленском городке, заговорят во всем мире. Он станет знаменитым: ведь именно отсюда, из Гжатска, начнет свой жизненный путь первый космонавт Земли, гражданин нашей страны, который совершит выдающийся подвиг, потрясший все человечество.

Ну а пока… Пока за Гжатском начиналась земля московская…

— И готовьтесь как следует, — повторил командир полка.

— Ясно, — ответил Коган. — Приготовимся так, что фашисту тошно станет.

— Ты, капитан, сегодняшней победой очень-то не хвались, — осадил его подполковник Курелин. — Тебе сегодня просто повезло. Танков-то на твоем участке не было? Но было. А на других были… Вот комиссар к вам скоро приедет, расскажет…

Бойцы и командиры отдыхали, а я решил пройтись по экипажам. Ведь не все в батальоне знали, как дрался с фашистами старший лейтенант Алексей Малинин. А рассказать об этом следовало. Значение таких бесед, даже просто сообщений трудно переоценить во время войны. А в первый ее период — в особенности. Полоса неудач на фронтах не сломила моральный дух наших бойцов и командиров, но породила у некоторых из них нездоровое отчаяние, стремление ценою собственной жизни добиться хотя бы мизерной победы над врагом. И сообщение о том, что фашистов можно и нужно бить иначе, не с отчаянием смертников, а с трезвым расчетом, умело, было очень важно для людей.

Именно в таком примерно духе я и рассказал бойцам о подвиге воинов роты старшего лейтенанта Алексея Малинина. Подчеркнул, что многие танкисты этого подразделения будут представлены к государственным наградам. И читал в глазах слушавших меня людей решимость, видел твердость, веру в неизбежную победу над врагом.

Едва я закончил беседы в экипажах, как в расположение батальона прикатил броневичок. Из него вышел комиссар полка старший политрук А. Л. Иванов. Среднего роста, светловолосый, подвижный. У Алексея Лазаревича озабоченное лицо, но глаза живые, быстрые.

— Неплохо вы сегодня повоевали, молодцы, — сказал он, энергично пожимая нам руки. — Самое главное — дали фашистам понять, что «зеленую улицу» на Москву никто им не откроет.

— А как там второй батальон, как пехота? — поинтересовался старший лейтенант Л. Л. Райгородский.

— У них дела были потруднее…

Комиссар полка рассказал, что с утра на позиции второго батальона, которым командовал капитан Г. Е. Пелевин, навалились танки противника. Их было около десятка, и они поначалу шли вдоль дороги. Но потом вдруг взяли севернее, решив, видимо, выйти батальону во фланг. Пелевинцы встретили врага залповым огнем из засады. Две машины гитлеровцев задымили. Однако фашисты вскоре поняли, что имеют дело не с грозными KB и тридцатьчетверками, а всего лишь с легкими Т-26, и пошли вперед еще напористее.

Наши танкисты подбили еще одну вражескую машину. Это наконец-то отрезвило гитлеровцев, они начали поворачивать назад. Но тут им на помощь подоспела артиллерийская батарея, и бой принял еще более напряженный характер. В ходе его 2-й батальон понес значительные потери, но все-таки не отступил с занимаемого рубежа.

Нашей пехоте, как рассказал комиссар полка, тоже пришлось несладко. Прибыв из Владимира позже танкистов, она свои позиции занимала спешно, темной ночью и, конечно, как следует подготовиться к бою не смогла. На ее позиции противник шел в открытую, нагло и самоуверенно. И батальон капитана Г. Р. Одиненко вынужден был несколько раз подниматься в контратаки. Он тоже понес ощутимые потери.

— Выходит, у нас сегодня были цветочки, а у других уже и ягодки поспели, — выслушав Иванова, заметил Коган.

Поговорив с нами еще некоторое время, комиссар полка предложил мне:

— Пойдем, Иван Семенович, к экипажам. Я тут несколько свежих газет прихватил. В них, правда, радостною пока еще мало напечатано, но все равно пусть почитают.

Газеты сразу пошли по рукам. Танкисты читали их жадно, словно стараясь между строк тревожных сообщений с фронта найти признаки будущей победы.

— Положение, товарищи, и на самом деле тяжелое, — заговорил комиссар полка, видя, что люди ждут от него более полного рассказа о сложившейся обстановке. — Враг захватил Орел. Брянск, Юхнов… В районе Вязьмы идут ожесточенные бои. Сегодня передовые части сорокового моторизованного корпуса немцев ворвались в Гжатск. Вы сами понимаете, что это значит… — Иванов внимательно оглядел потемневшие от пороховой гари и усталости лица танкистов и продолжил: — Против нас идут эсэсовцы. Это отчаянные головорезы. Но сегодня вы сами убедились, что и они могут драпать без оглядки. Так иди нет?