В.Грабин и мастера пушечного дела - [8]
Василий Гаврилович пригласил меня пройти на сборочную площадку Ф-20. Пушка выглядела дородной купчихой. Стоит торжественно. Ствол смотрит в зенит. Отлаживаются подъемный и поворотный механизмы. Дмитрий Иванович Румянцев легко вращал маховики. Как всегда, он был веселым, а в делах шустрым и проворным.
— Вот на таких умельцев моя надежда, — сказал мне Грабин, когда из тесовой городули мы выходили в цех, грохочущий и лязгающий кранами и железом.
Подошли к большому карусельному станку. Нас встретил начальник отделения Василий Михайлович Иванов. Он лично обрабатывал второй обод колеса для пушки Ф-20. Короткая стальная стружка из-под резца не сворачивалась в блестящую пружину и не сваливалась мягко с рабочего стола, а стреляла горячими обрывками.
Иванов берег дорогостоящий станок и дефицитный инструмент. Кузница подала ему такие заготовки, которые рабкоры цеха окрестили «слонами». Иванов сокрушался, но поделать ничего не мог. Для него плановый отдел завода — звезда далекой Галактики!
— Эх, кузнецы, кузнецы! — глубоко вздохнул Грабин и покачал головой. Ему пока тоже не по плечу одолеть плановый отдел и его начальника Власенко.
Я заметил, что не было рабочих, кто бы дружески не ответил на приветствие начальника КБ. Грабин шел медленно, шагал тяжело и основательно, заложив руки за спину. С первого взгляда он оценивал мастерство станочника, но замечаний тактично не делал. Если рабочий спрашивал о чем-нибудь, Василий Гаврилович доброжелательно отвечал. Он умел слушать человека и, как никто, мог поднимать у собеседника настроение. При случае, к делу Грабин и анекдот мог рассказать.
Вышли из цеха. Тихо. Падает крупный белый снег.
— Если не спешите, зайдем на минутку в наш ведущий цех. И, кстати, по пути расскажу, как меня встретила Москва. Теперь Радкевич хочет или не хочет, а заниматься Ф-22 ему придется. И вплотную. Моя мечта — создать дивизионную пушку — становится конкретным делом. Сто тысяч рублей, которые Орджоникидзе выделил для КБ, не пропадут даром. Вчерне уже подготовлена схема пушки и ее главных узлов. Радкевич говорит, что он не видит пушку, а я вижу.
Когда я ехал в Москву, всю дорогу ломал голову — к кому прежде всего направиться? Конечно, надо бы обратиться к военным, но те, кого я знал, все заражены американским универсализмом. Поэтому решил идти в Главное военно-мобилизационное управление, которое возглавляет Иван Петрович Павлуновский.
Девятого ноября приехал в Москву. Утром она показалась такой суматошной. В трамвай не влез и от Курского вокзала до Старой площади шел пешком. Спешил как мог. С Павлуновским я никогда не встречался. Знал о нем только понаслышке: любит все новое, смело принимает решения, не боится ответственности, старый большевик. Думаю, как доложить о нашей нужде, с чего начать? Тревожно стало от мысли — не показаться бы жалобщиком.
Прихожу в его приемную. Сидит, как всюду, секретарша. Попросил доложить обо мне Павлуновскому. Не подымая головы и продолжая быстро-быстро что-то писать, она ответила: «Посидите — у него посетитель». Сижу. Ладони от волнения начинают потеть. Незаметно вытираю их о перчатки. Наконец-то из кабинета не вышел, а пулей вылетел раскрасневшийся неизвестный мне человек. Секретарша сказала: «Проходите».
Вхожу в кабинет. Из-за стола встал и пошел навстречу настоящий русский богатырь в косоворотке… Пожимая руку, он добрым баском сказал: «Давно наслышан о вас…» Это как-то ободрило меня.
Иван Петрович пригласил сесть, предложил стакан чаю. На вопрос, что меня привело к нему, я ответил: «Плохая жизнь нашего конструкторского бюро».
«Слушаю вас, Василий Гаврилович. Прошу говорить все и начистоту».
Я доложил Ивану Петровичу о степени готовности опытного образца пушки Ф-20 по заказу наркомата обороны. Сообщил ему также о положительных и отрицательных сторонах этого полууниверсального орудия. Они для меня стали еще более очевидными.
«Это, — говорю ему, — и побудило нас в порядке инициативы подготовить проект новой дивизионной пушки специального назначения».
«Так в чем же дело?»
«На это не идет наш директор. Нужны деньги на проектирование, поэтому он вообще против того, чтобы на заводе проектировались новые пушки!..»
«Так, так», — промолвил Иван Петрович и задумался.
Для меня эта минута была длинной и тяжелой, мой оптимизм начал испаряться.
«Хорошо, — оживился Павлуновский. — Давайте пригласим сюда моего заместителя Константина Михайловича Артамонова. Он бывший царский офицер-артиллерист. Послушаем, что он нам скажет».
Разговор состоялся оживленный и недолгий. В нем приняли участие и другие специалисты, вызванные в кабинет. Все высказались за нашу будущую 76-мм пушку. Артамонов предложил посоветоваться с военными. Иван Петрович вежливо отклонил предложение, заметив: «Будет готовый образец, тогда предложим военным товарищам провести его испытание наравне с универсальной и полууниверсальной пушками».
Павлуновский просил всех задержаться в кабинете а сам ушел к Григорию Константиновичу Орджоникидзе просить разрешение работать над проектом. Нарком не только одобрил наше предложение, но и выделил деньги на премирование работников, которые отличатся при создании пушки.
Елена Андреевна Штакеншнейдер — дочь петербургского архитектора Андрея Ивановича Штакеншнейдера. Ее «Дневник и записки» представляет ценнейший документ как по количеству фактов, существенных для понимания эпохи, так и по глубине и проникновенности их истолкования.
Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.
"Тихо и мирно протекала послевоенная жизнь в далеком от столичных и промышленных центров провинциальном городке. Бийску в 1953-м исполнилось 244 года и будущее его, казалось, предопределено второстепенной ролью подобных ему сибирских поселений. Но именно этот год, известный в истории как год смерти великого вождя, стал для города переломным в его судьбе. 13 июня 1953 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли решение о создании в системе министерства строительства металлургических и химических предприятий строительно-монтажного треста № 122 и возложили на него строительство предприятий военно-промышленного комплекса.
В период войны в создавшихся условиях всеобщей разрухи шла каждодневная борьба хрупких женщин за жизнь детей — будущего страны. В книге приведены воспоминания матери трех малолетних детей, сумевшей вывести их из подверженного бомбардировкам города Фролово в тыл и через многие трудности довести до послевоенного благополучного времени. Пусть рассказ об этих подлинных событиях будет своего рода данью памяти об аналогичном неимоверно тяжком труде множества безвестных матерей.
Мемуары Владимира Федоровича Романова представляют собой счастливый пример воспоминаний деятеля из «второго эшелона» государственной элиты Российской империи рубежа XIX–XX вв. Воздерживаясь от пафоса и полемичности, свойственных воспоминаниям крупных государственных деятелей (С. Ю. Витте, В. Н. Коковцова, П. Н. Милюкова и др.), автор подробно, объективно и не без литературного таланта описывает события, современником и очевидцем которых он был на протяжении почти полувека, с 1874 по 1920 г., во время учебы в гимназии и университете в Киеве, службы в центральных учреждениях Министерства внутренних дел, ведомств путей сообщения и землеустройства в Петербурге, работы в Красном Кресте в Первую мировую войну, пребывания на Украине во время Гражданской войны до отъезда в эмиграцию.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.