В гостях у Джейн Остин. Биография сквозь призму быта - [122]
Здесь мы видим не только чистый, весьма прискорбный снобизм, но также конфликт поколений. Джейн Остин принадлежит к более грубой и свободной георгианской эпохе, тогда как ее племянница, прожившая достаточно долго и превратившаяся в чопорную викторианскую даму, отвергает манеры предшествующего поколения, в том числе любимой тети. Кроме того, письмо демонстрирует пропасть между двумя ветвями семьи, мостик через которую был перекинут только в тот момент, когда Эдварда отделили от братьев и сестер и пересадили на более плодородную почву Кента. Фанни называет мать своей приемной матери в Кенте «дражайшей бабушкой». Но родная бабушка, миссис Остин в Чотоне, никогда не удостаивалась подобных ласковых слов. После смерти Джейн две ветви семьи, из Хэмпшира и Кента, Остины и Найты, будут бороться за контроль над памятью Джейн и ее наследием. Но разногласия начались еще при ее жизни.
В коттедже жизнь была скучной, заполненной домашними делами. «Это была очень тихая жизнь, в согласии с нашими идеями, – писала племянница, – но все очень много читали». Этим все сказано. Возможно, Джейн и Кассандра ограничили свою светскую жизнь просто потому, что устали от необходимости притворяться. Писательница Мэри Берри, которой в 1823 году исполнилось шестьдесят, вспоминала свои чувства, когда ей было двадцать один: «Как я тогда жалела, что родилась женщиной и лишена жизни и положения, которые, будучи мужчиной, я могла бы иметь в этом мире! Но теперь я успокоилась и смирилась, и больше ничего об этом не скажу».
В письмах Джейн появились элегические нотки. «Сколько перемен ты, должно быть, увидела в Бате», – писала она Марте, которая поехала туда в гости, – и сколько людей и событий, должно быть, прошли перед тобой!» По мере того как она становилась старше, в ее письмах все чаще проступала жалость к старым девам, вдовам и другим нуждающимся. «Возможно, – как-то заметила она, – в похожих обстоятельствах я тоже оказалась бы без друзей».
«Я ненавижу маленькие компании, – признавалась Джейн. – Они держат в постоянном напряжении». Она всегда была слишком замкнутой и с трудом заводила друзей, и с возрастом эта ее черта проявлялась все заметнее. Ее манеры, признавался Фрэнк, были «довольно сдержанными в отношении незнакомцев, что послужило причиной обвинений в высокомерии». Джейн описывала один трудный для нее вечер в обществе, начавшийся в семь часов, как «тяжелую работу», от которой женщин из семьи Остин «освободили» лишь «после одиннадцати». За ужином даже один неудачный гость мог доставить массу беспокойства дамам, у которых просто не было выбора: «Это будет испорченный вечер… Еще одно маленькое разочарование». Да, Джейн действительно могла показаться «несколько скованной и неприветливой с незнакомцами».
За ужином в семьях Хэмпшира обсуждали смерть старого мистера Харвуда из Дина, в доме которого Джейн танцевала с Томом Лефроем. Поместье, приносившее доход в 1200 фунтов в год, должен был унаследовать сын покойного – как и восемь поколений предков до него. Но втайне от семьи старый мистер Харвуд «брал взаймы и отдавал в залог так обильно», что ничего не оставил своей вдове и сестре. Теперь сын обнаружил себя «разоренным… лишенным всех надежд и перспектив». Видя этот близкий пример, дамы из семьи Остин благословляли Бога, который послал им более платежеспособных родственников.
Катастрофа в семье Харвуд затронула и Джейн, поскольку повлияла на ее подругу. Разбились надежды одной из сестер Бигг, Элизабет, овдовевшей миссис Хиткоут, которая собиралась выйти замуж за младшего Харвуда и стать хозяйкой Дина. Она осталась жить в Мэнидаун-парке, но через месяц умер ее отец. Молодой Гаррис Бигг-Уитер и его супруга, на которой он женился вместо Джейн, увезли Элизабет из Мэнидауна, и в 1814 году ей пришлось переехать в Винчестер.
Джейн также была вдохновителем матримониальных планов бывшей гувернантки из Годмершэма, мисс Энн Шарп. Каждый раз, когда та находила новое место, Джейн надеялась, что работодатель влюбится в мисс Шарп. «Она очень хвалит сэра Вильяма – я хочу, чтобы он женился на ней!.. О, сэр Вильям… сэр Вильям… как я вас полюблю, если вы полюбите мисс Шарп!»
Что касается домашних дел, то из Чотон-коттеджа уехал Томас, собравшийся жениться, и его заменил Броунинг, «новая метла, и пока без недостатков… довольно медлительный; но он не шумный, и его ничему не нужно учить». У него имелось два больших достоинства: «Собаки, похоже, любят его не меньше, чем Томаса, – кухарка и Бетси, как мне кажется, счастливы еще больше». В сельской местности собаки играли важную роль, обеспечивая безопасность.
Кухаркам, которые сменяли друг друга в Чотон-коттедже, платили всего 8 фунтов в год, что несравнимо с 25 фунтами, которые мог предложить за ту же работу главный дом поместья. На каждую «новую кухарку» возлагались большие надежды, и одна из них произвела благоприятное впечатление великолепным яблочным пирогом: «хороший яблочный пирог вносит значительный вклад в наше домашнее счастье». Не слишком прочное положение женщин в семье Остин приводило к тому, что им не удавалось установить долгосрочные и прочные отношения с домашней прислугой, рекомендованные авторами «Идеального слуги»: «Ничто не приносит таких удобств и не выглядит так
