В гостях у Джейн Остин. Биография сквозь призму быта - [120]

Соседи Джейн постепенно начали смотреть на нее другими глазами. «До публикации «Гордости и предубеждения», когда весь свет узнал, какой бриллиант запрятан в этой несгибаемости, – писала Мэри Рассел Митфорд, – в обществе на нее обращали не больше внимания, чем на кочергу или каминный экран, или еще одно высокое прямое полено, тихо и мирно стоящее в углу. Теперь-то, конечно, другое дело – она по-прежнему осталась кочергой, но этой кочерги все боятся».

«Кочерга» Джейн все еще волновалась, как любой неопытный писатель, которому не терпится узнать, что люди прочли и оценили ее произведение. Она очень обрадовалась хвалебному письму от Кассандры, которое пришло «как раз вовремя», чтобы подбодрить ее. В «Гордости и предубеждении» издатели допустили несколько опечаток, худшая из которых состояла в «соединении двух реплик в одну». Будучи перфекционисткой, Джейн никак не могла успокоиться, что мешало ей насладиться успехом. Но в целом она была «достаточно тщеславна и вполне удовлетворена».

Джейн также радовалась доброжелательным отзывам друзей. «О! Я снова получила столько приятной лести от мисс Шарп!» – писала она, два раза использовав восклицательный знак, который встречается у нее нечасто. «Она превосходный друг. Меня также читают и любят в Ирландии», – добавляла Джейн, показывая, что до нее дошли известия о людях, которые прочли ее произведение, даже не зная ее имени. «Я нисколько не расстроюсь, – также отмечала она, – если в конечном счете мой портрет окажется на выставке – в красном и белом, со склоненной набок головой». Она имела в виду, что ее изобразят так, как Джошуа Рейнольдс изображал светских красавиц.

Но, даже мечтая о славе, дома Джейн изо всех сил старалась оставаться такой же, как прежде. «Я пытаюсь укрепить себя, – говорила она Фрэнку. – В конце концов, какая мелочь все эти заботы по сравнению с тем, что действительно важно в существовании человека в этом мире!» И Фрэнк, и все остальные родственники были едины во мнении: гораздо важнее, чтобы она оставалась той сестрой, теткой и дочерью, которую они знали.

«Тетю Джейн» любили все ее племянники и племянницы, – писал один из них. – Мы не думали о том, что она умная, а еще меньше, что она знаменитая, но ценили ее за то, что она всегда была доброй, сердечной и веселой». Частые приезды племянниц и племянников в Чотон-коттедж тем не менее могли утомлять тетушку. Каролина, племянница Джейн, вспоминает, как «всегда подкрадывалась к ней и по возможности следовала за ней по пятам, и в доме, и снаружи». «Моя мать, – рассказывает она, – наедине предупреждала меня, чтобы я не надоедала тете». «Никому нет дела до девочек, пока они не вырастут», – признавала Джейн. Но подростки действительно нравились ей и вдохновляли ее. Другая племянница всю жизнь вспоминала то утро, когда тетя Джейн развлекала трех девочек, «разговаривая со мной и двумя моими кузинами как со взрослыми, на следующий день после бала».

Истинное наслаждение. А совсем рядом с коттеджем, в большом Чотон-хаусе, жила одна из самых любимых племянниц Джейн, Фанни Остин.

27 Главный дом

Надеюсь, семья Эдварда будет приезжать в Чотон каждый год.

Из письма Джейн (1813)

Для тех, кто хочет попасть в мир Остинов, из всех домов, где жила Джейн, теперь доступнее всего Чотон. Посетить можно не только Чотон-коттедж, но и главный дом богатого брата Джейн, Эдварда, в котором теперь размещена библиотека, посвященная писательницам. Как говорят члены Общества Джейн Остин, «мы здесь в волшебной стране».

Пока была жива приемная мать Эдварда, миссис Найт, он большую часть времени проводил в Годмершэме, желая быть ближе к ее дому в Кентербери. Все изменилось в 1812 году, после ее смерти. По условиям ее завещания Эдварду принадлежало все: Годмершэм, Стивентон, Чотон и остальная собственность в Хэмпшире. Теперь Эдвард, как и Джейн, вернулся на родину.

Возможно, Эдвард чувствовал себя дома, однако он уже не был Остином. Согласно завещанию, он должен был взять фамилию своих благодетелей. «Теперь мы все Найты, – возмущалась Фанни, дочь Эдварда, – вместо старых добрых Остинов. Ненавижу!!!!!!» Джейн переживала гораздо меньше. «Полагаю, – сдержанно писала она, – я должна научиться писать более изящное „Н“». Она не испытывала особых чувств к семейству из Годмершэма, за исключением самой Фанни.

Теперь Фанни жила всего в десяти минутах ходьбы от тетки. Она так описывала большой особняк в Чотоне: «Красивый старый дом, построенный, как мне кажется, задолго до Елизаветы I». Она была права, но лишь отчасти. Найты купили землю, на которой стоял дом, в апреле 1551 года, и приблизительно в 1583-м Джон Найт заменил средневековый главный дом поместья особняком, который до сих пор сохранил многое от Елизаветинской эпохи. Найденная в доме железная задняя стенка камина с инициалами «JK» и датой «1588», вероятно, была изготовлена в память о финансовом вкладе Джона Найта в кампанию против испанской Армады. Строительство дома продолжалось с перерывами вплоть до 1660-х годов, когда были добавлены два крыла из красного кирпича. Поговаривали, что в зале и на галерее водились привидения. В начале восемнадцатого века Элизабет Найт затеяла новую реконструкцию, а после того, как она умерла бездетной, поместье перешло к ее кузену, Томасу Броднаксу Найту из Годмершэм-парка.