В гору - [179]

В глазах Густа сверкнули зеленые огоньки. Он, как рысь, вздернул усы, готовясь снова бросить оскорбление. Некоторое время он стоял, опершись обеими руками о спинку стула. Озол не спускал с него глаз, думая о том, как жалка и нища душонка и вся жизнь такого Густа.

У Густа задрожали руки. Он опустился на стул и ссутулился, облокотившись о край стола.

— А если я выполню все, что от меня требуют, вы обещаете меня не гнать из «Дудумов»? — спросил он тихим, загробным голосом, не глядя на Озола.

— Живите, кто вас гонит.

— Говорят, что организуют колхоз. Тогда я тоже смогу остаться в своем доме?

— Даже если бы вы захотели, вас не взяли бы в колхоз, — холодно сказал Озол.

— Так, ну да. Возможно… — пробормотал Густ. — Хорошо. Я отвезу сверх нормы.

27 СИЛА ПРИВЫЧКИ

Перед Октябрьской годовщиной комсомольцы устроили общий воскресник, провели уборку в законченном Народном доме, чтобы в праздничный вечер здесь могли собраться люди. Двухэтажное здание, построенное из тесаных бревен, было уже покрыто, окна застеклены, пол настлан. Но оставалось еще много работы по оборудованию сцены, уборке строительного мусора, протирке окон, и Мирдза с опасением поглядывала на солнце, заходившее с каждым днем все раньше. Ребята с коннопрокатного торопливо сколачивали скамейки из досок, приготовленных еще летом. Зента трудилась над доской почета, чтобы гости могли видеть имена юношей и девушек, особенно старательно работавших на стройке и на полях.

То была веселая предпраздничная суббота! Работа кипела вовсю. Столяры кончали обрамление сцены, печники опробовали дымоходы, девушки мыли окна и подметали пол, электромонтеры с плоскогубцами карабкались по стремянкам вверх. А на улице школьники орудовали метлами, вилами и лопатами. Этой шумной армией малышей руководили Салениек и учителя. К вечеру солнце заглянуло в блестевшие окна Народного дома и осенними холодными лучами обласкало белые стены, крышу и чисто подметенную площадку перед крыльцом. В новом доме уже могла начаться новая жизнь, и она началась, как только метлы, лопаты и тряпки были сложены в кучу. Началась с репетиций завтрашних выступлений. Салениек вывел на сцену школьников — они исполнили гимны Советского Союза и Латвийской республики, спели разученные песни.

Когда Мирдза вернулась домой, уже были густые сумерки. Она сходила в баню и — усталая, но удовлетворенная — могла наконец дать отдых рукам и ногам, не знавшим этим летом ни одного дня покоя. На ладонях у нее затвердели мозоли. Ничего, они послужат входным билетом на завтрашний вечер, когда Упмалис будет проверять руки, чтобы убедиться, кто как работал. Завтрашний вечер! Как она ждет его. Что он принесет, Мирдза и сама не могла себе сказать, но казалось — будет особенно радостно, будет особенно много впечатлений.

Наступило утро праздника. Мирдза еще до завтрака ушла в Народный дом, где надо было закончить украшение зала. К вечеру она уличила себя в том, что слишком часто выбегает на ступеньки и смотрит в ту сторону, откуда могла показаться зеленая машина с человеком в серой шинели без погон.

Наконец вечером, когда сумерки укутали все в сероватую вуаль, яркий сноп света пробил дорогу автомашине, и та легко и бесшумно подкатила к Народному дому. Но это не был «виллис», и приехал не тот, кого Мирдза ждала весь день и даже весь месяц. Приехал Рендниек, секретарь уездного комитета партии. Он кому-то помог выйти из машины. Это была Эльза, захотевшая поздравить комсомольцев с первым большим успехом. Мирдза не могла скрыть разочарования, в первое мгновение отразившееся на ее лице. Она была рада и Рендниеку, и Эльзе — но почему вместе с ними нет Упмалиса?

— Разрешите познакомить с новым секретарем укома комсомола, — Рендниек с улыбкой указал на Эльзу, когда Мирдза и Зента одновременно бросились обнимать ее.

— Значит, высокое начальство, а я думала, что наша старая Эльза! — шутила Мирдза, опуская руки и становясь навытяжку.

— И то, и другое, — так же шутливо отозвалась Эльза, здороваясь с подругами.

Озол и Ванаг также вышли встречать гостей. Они увели Рендниека, а Мирдза и Зента не отходили от Эльзы. Так как до начала празднества оставалось еще несколько часов, они решили сходить в исполком, на квартиру Ванагов, немного отдохнуть и приготовиться к вечеру. Здесь Эльза открыла свою сумочку и вынула письмо; словно проверяя, прочла адрес и передала Мирдзе. Той показалось, что прикосновение к серому конверту обжигает пальцы. Как ей хотелось вскрыть конверт сейчас же, немедленно, но вокруг были люди, пусть и близкие, но они не должны видеть ее нетерпения и волнения.

За час до начала вечера Мирдза решила, что ей все же надо быть в Народном доме. Закрывшись в комнатке заведующего, она вскрыла конверт и прочитала:

«Приветствую тебя, Мирдза!

Приходится уезжать раньше, чем думал. Поэтому не успел проститься. Но нужно ли прощаться, когда нас разделяет небольшое расстояние — от Латвии до Москвы три часа полета. Уезжаю с двойственным чувством. Я счастлив, что наконец смогу систематически учиться, вся культура большой столицы откроет мне свои двери. С другой стороны, жаль оставлять начатую работу, которая именно теперь, после войны, развернулась во всю ширь. Как хочется, чтобы на долю всех вас — комсомольцев выпали такие же богатые впечатлениями годы, какие предстоят мне. Чего я желаю тебе, Мирдза? Кончай курс средней школы, научись в совершенстве русскому языку, и я думаю, что сумею тебе помочь попасть в ту школу, в которую посчастливилось поступить мне. Разреши в будущем делиться с тобою впечатлениями об учебе и жизни в Москве, это, быть может, в какой-то мере пригодится тебе. Жму твою руку.