В горах долго светает - [39]

— Кажется, понимаю, товарищ капитан.

— Слава богу! А стрелять вы умеете не хуже моего, тут дело в другом, но об этом — после.

От начальника штаба Лопатин пошел в звено. Им в тот день дали выходной, техники и механики звена собрались в курилке с маленьким бассейном, выдолбленным в камне. В бассейн запустили крабов и рыб, над водой жесткими листьями шелестели тростины, навевая солдатам и офицерам видения далекой зеленой родины, и не случайно люди тянулись сюда во всякую свободную минуту. Сейчас в курилке было весело: прапорщик, техник лопатинского экипажа, балагур и острослов, давал представление. Перед ним, преданно заглядывая в глаза хозяину и повиливая хвостом, стоял Тимка — небольшой рыжеватый пес, что-то среднее между фокстерьером и таксой. На редкой нашей точке в Афганистане не встретишь прибившихся четвероногих сторожей. Злобные по натуре афганские собаки оказались очень дружелюбными к нашим солдатам и офицерам. Недаром же говорят, что добрых людей первыми угадывают собаки и дети.

— Тимка, смирно! — строгим голосом скомандовал прапорщик, и пес мгновенно встал на задние лапы, вытянув передние по бокам, не моргая, ел глазами начальство. Удовлетворенный весельем товарищей, прапорщик улыбнулся: — Вольно, Тимка!

Пес тут же опустился на все четыре лапы, вильнул хвостом, щетинистая мордочка его была хитрющей.

— Тимка, душманы!

В одно мгновение песик обратился в свирепого зверька, похожего на обозленного хоря. Глаза засверкали зеленоватым огнем, шерсть вздыбилась, с хриплым лаем кинулся он к выходу из огороженной курилки и, несмотря на свой малый рост, выглядел устрашающе.

— Свои, Тимка, свои, ошибка вышла.

Пес вернулся. Казалось, он тоже улыбается. Прапорщик потянул из футляра заранее припасенный баян. Тимка радостно взвизгнул, вспрыгнул на лавочку, стал на задние лапы, поджав передние к груди. Полилась протяжная мелодия, и Тимка запел. Запрокидывая голову, прижмуривая глаза, он завывал то хрипловатым баском, то переливчатым дискантом, переходил на баритон, протяжно взлаивал и снова пел. Баян умолк, умолк и Тимка.

— Вася, включи-ка механическую. — Прапорщик кивнул на портативный магнитофон. Один из механиков нажал кнопку, рванул какой-то шлягер, Тимка спрыгнул с лавочки. Став на задние лапы, он скакал, приплясывая, вокруг бассейна, изгибался, скалился, размахивал передними лапами, сопровождая танец неистовым визгом, лаем и хрюканьем. Солдаты и сержанты хохотали, хватаясь за животы, Лопатин утирал слезы смеха.

— Ты, Бугров, не вздумай показать его заезжим артистам, ей-богу, украдут.

— Не украдут, мой Тимка — зубастый парень, — ответил прапорщик, угощая «артиста» сахаром. — Но это еще что! Мы с ним целую программу готовим, сегодня лишь первая проба на публике, скоро и на сцену выйдем.

Лопатин оборотился к вежливо улыбающемуся Карпухину. На публике тот постоянно пикировался с острословом прапорщиком, развлекая звено, оба были ревнивы к успехам друг друга у зрителей.

— Ну, Степан Алексеевич, теперь тебе, чтобы переплюнуть Бугрова, надо выдрессировать дикого козла или, в крайнем случае, шакала.

Карпухин лениво махнул рукой, взял баян.

— Вы лучше оцените песню, какую мы тут сочинили в честь некоторых задумчивых авиаторов. — Он покосился на командира третьего экипажа, который недавно, вылетая по тревоге, схватил планшет соседа и чуть не заблудился в незнакомых горах.

Жил-был один отважный задумчивый пилот,

И вздумал он однажды отправиться в полет...

Отважен и задумчив, взлетая по росе,

Он не заметил кучи на взлетной полосе...

Летчики и механики, сдерживая смех, поглядывали на Третьего. Смуглые от загара щеки парня покраснели.

Скользил и кувыркался он долго по росе,

А впрочем, оторвался на левом колесе.

И мчался он по туче — а может, по шоссе? —

Отважен и задумчив, на левом колесе.

Вдали вставала круча, а попросту — гора.

Она уже не круча, а попросту — дыра.

Умерьте, ах, умерьте бессовестный мандраж —

Проверьте и поверьте: не выдал фюзеляж.

Кто-то, не выдержав, хохотнул, Третий побагровел и насупился, Карпухин, напевая, сохранял невозмутимый вид.

В лучах зари неверных, как радуга-мечта,

Ему явилась ферма железного моста.

А ну, попробуй с ходу поймать его за хвост!

Не проще ли народу построить новый мост?

Но тут настала темень и грянула гроза

В задумчивое темя, в отважные глаза...

В курилку влетел посыльный:

— Товарищ капитан, вас срочно к телефону!

Лопатин встал:

— Ну вот, кажется, наш выходной и закончился.

Было приказано выделить экипаж для доставки срочного груза. Лопатин решил лететь сам: маршрут предстоял сложный.

Потом, когда ползли к перевалу, Лопатин физически ощущал непривычную тяжесть машины — и в натужном, словно спрессованном, гуле винтов, и в нервной дрожи корпуса, и в пугливом мерцании индикаторов на приборном щитке. Груз везли обычный — водяные насосы, бочки горючего, книги для школы, ящики с инвентарем для оросителей. Но когда от афганских товарищей узнали, что в ауле есть больные, командир распорядился взять врача. Лопатин даже охнул, увидев шестипудового гиганта с громадной сумкой, набитой инструментом и лекарствами. А тот, насвистывая, ловко втиснулся в десантную кабину, включился в бортовую связь и доложил командиру, что чувствует себя превосходно и готов к полету.