В годы большой войны - [96]

Начальника генерального штаба тревожили, правда, большие потери, которые несли германские войска на Восточном фронте. К началу операции «Тайфун» они составили пятьсот пятьдесят тысяч человек — больше шестнадцати процентов к численности войск, действовавших в России. Так он и записал в рабочем дневнике.

Еще в июле полковник Беликов по распоряжению Директора подготовил и отправил указания Центра своим «сторожевым заставам».

«Все внимание направьте на получение информации о немецкой армии. Внимательно следите и оперативно сообщайте о перебросках немецких войск на Восток из Франции и других западных стран».

Вскоре поступил ответ:

«В Германии формируются двадцать восемь новых дивизий, которые должны быть готовы к сентябрю».

Эти сведения относились к началу нового наступления на Москву. Но как обстоит дело теперь? И вот в самый напряженный момент радиосвязь с Берлином вдруг оборвалась…

Проходили день за днем, а связи не было. Тревога все нарастала. Директор распорядился сбросить на парашютах резервных радистов Ганса и Лелю. Выброску провести в Польше, поближе к немецкой границе. Они улетели — молодой радист из немецких антифашистов и девушка из Московского института иностранных языков, в совершенстве знавшая немецкий. Операцию по выброске парашютистов готовил сотрудник Центра Курт Вольфганг. Впрочем, теперь у него была другая фамилия.

Прошло десять тревожных дней, предельный срок, в течение которого резервные парашютисты должны были подать о себе весть. Но они молчали…

Радисты-операторы из ночи в ночь тщетно вызывали Берлин. Рядом с ними часами сидел Григорий Беликов. Берлинский корреспондент на вызов не откликался. В кабинете Директора обсуждали сложившуюся ситуацию. Полковник Беликов предложил: радисту Грину дать предписание, чтобы он выехал в Берлин и восстановил нарушенные контакты с группой Коро и Альтой. Если потребуется, оказать помощь. Иного пути нет. Резервные радисты не отвечают.

— Но это нарушает элементарные основы конспирации, — возразил один из участников совещания.

— Да, но что делать? — спросил Григорий. — Оставаться без информации нельзя. Надо идти на риск…

Директор согласился. Надо подготовить текст, но день-другой подождать. Операция действительно рискованная. Да и на шифр нельзя полагаться безоговорочно…

Москва переживала самые тяжелые дни за всю войну.

Ночью поступил приказ: Центру подготовиться к эвакуации.

Нацистские войска стояли на ближних подступах к столице. Кто скажет, скольким временем можно располагать для эвакуации? Колонны военных грузовиков стояли под погрузкой, выносили тяжелые сейфы. В помещения внесли канистры с бензином, минеры закладывали взрывчатку, ставили детонаторы, тянули провода, чтобы в нужный момент поднять все в воздух — «в случае непосредственной опасности», как говорилось в приказе. Комендант управления раздал офицерам автоматы и неограниченный запас патронов.

А текущая работа продолжалась, радисты сидели в заминированном зале, прижимая наушники, вслушивались в эфир, выстукивали бесконечные точки-тире, торопливо записывали группы цифр, и только оператор, дежуривший на связи с Берлином упрямо и безнадежно повторял одно и то же, одно и то же: «Пэ-Тэ-Икс… Пэ-Тэ-Икс… Как слышите?.. Перехожу на прием…» На его призывы никто не отвечал. Связи с Берлином не было.

Эти дни прошли как в тумане. У полковника Беликова снова произошел тяжелый разговор с Директором, и каждый из них был прав. Григорий не мог понять, что происходит в Берлине, почему не отвечают Альта, Коро… Вот уж недели, как нет никакого сигнала. Что это — провал, технические неполадки? Григорий терялся в догадках. Директору он сказал:

— Разрешите остаться в Москве… Может быть, удастся восстановить связь с Берлином…

— Нет… Отправитесь с эшелоном…

— Но Альта остается без связи… Только я могу…

— Полковник Беликов, вопрос решен! — повысил голос Директор. — Дела передадите своему заместителю. Выполняйте приказ!

Директор кивнул на окно. В холодном воздухе падали хлопья пепла. Как снег, только черного цвета. В котельной жгли архивы. Струи горячего воздуха выносили бумажный пепел в трубу, и он медленно опускался на стылую землю. Легкие порывы ветра гнали его по двору, как поземку, образуя черные, невесомые сугробы…

Григорий молча вышел из кабинета. Той же ночью он отбыл в эвакуацию, передав незаконченные дела майору, своему заместителю по отделу.

Москву объявили на осадном положении. В эти дни в эфир ушла радиограмма с предписанием параллельной группе установить связь, оказать помощь людям, работавшим в столице гитлеровской Германии. В шифровке указывались адреса, фамилии подпольщиков, пароли, необходимые для встречи с ними.

На всякий случай, хотя надежды на связь с Берлином уже не было, из Центра ушла еще одна радиограмма для Шульце-Бойзена. Копию ее отправили Альте.

«От Директора для Коро. Ждите приезда нашего человека, которому даны указания восстановить с вами двустороннюю связь… Постарайтесь восстановить связь двадцатого октября. Центр слушает вас, начиная с девяти ноль-ноль. Директор».

Но эта радиограмма так и не дошла по назначению. Принять ее не могли. И в то же время станция радиоперехвата в Кранце записала ее. Теперь здесь записывали все подозрительные переговоры, хотя и не знали, что таят эти нагромождения цифр. Новую радиограмму положили в папку с надписью «Подлежит расшифровке», но расшифровать тайну радиопереговоров все не удавалось.