В годы большой войны - [60]

Харнаки жили в Грюневальде, и Харро приехал к ним прямо из министерства. Либертас обещала заехать позже. Сбросив шинель, Харро вошел в гостиную, где его уже ждали. Здесь были Арвид Харнак и Адам Кукхоф — поэт и драматург, руководитель одного из берлинских театров. Кукхоф был пожилым человеком с крупными, расплывчатыми чертами лица. Он приехал вместе с женой Гретой, которая тут же отправилась к Милдрид помогать по хозяйству.

— Господа, — сказал Арвид, — давайте используем время, пока мы втроем. Первый вывод, который я сделал из поездки в Москву, заключается в том, что германо-советский договор — дело временное. Наша делегация стремилась исключить из поставок русским стратегические материалы… Я не могу утверждать, когда произойдет взрыв — через год или через несколько месяцев, но меня насторожило поведение нашей делегации. Она явно получила инструкцию — саботировать под разными предлогами предложения русских. Вы понимаете, что это такое… Идет большая и грязная игра. Нужно готовиться к грозным событиям, чтобы в любой момент перейти к действиям…

— Надо действовать! — сказал Харро. — Пока мы занимаемся только абстрактным сопротивлением Гитлеру, сидим в наших гостиных и рассуждаем за чашкой кофе о том, как плох нацизм, рассказываем анекдоты о Гитлере… Коммунисты ведут себя иначе. Они и в подполье продолжают борьбу, пишут листовки, призывают, сплачивают…

— Не торопись, Харро, — мягко сказал Харнак. — Всему свое время.

— Листовки я мог бы взять на себя, — помолчав, сказал Адам Кукхоф. — Это по литературной части. Нам надо иметь всюду своих людей — в учреждениях, в правительстве, в армии, чтобы быть в курсе событий, знать, что намерен делать Гитлер…

— И противодействовать ему! — снова воскликнул Харро.

— Это не так просто, — заметил Кукхоф.

Они заговорили о конкретных делах подпольной антифашистской группы, которая только начинала складываться. Речь шла о самом важном: они решались на высшую форму борьбы с гитлеризмом — вступить в контакт с социалистическим государством во имя поражения фашистского режима. Они были уверены, что тем самым защищают коренные интересы своей родины, потому что видели: фашизм ведет их страну, их Германию, к гибели.

В прихожей раздался звонок, приехала Либертас. Через минуту она была в гостиной.

— Ну, какие же это заговорщики! — весело воскликнула она. — Сидите в гостиной, при ярком свете… Вы должны собираться в каком-нибудь мрачном подвале, при свечах, сидеть, подняв воротники и надвинув на брови войлочные шляпы. Так было бы куда романтичней!..

Либертас, посвященная почти во все дела мужа, разделяла его убеждения, его нетерпимость к нацизму…

— А в общем, господа, — сказала она, — довольно заниматься политикой, Милдрид приглашает к столу…

4

После возвращения в Германию Ильза Штёбе оказалась в затруднительном положении. Мать ее жила в Берлине, занимала удобную квартиру. Но в последнюю их встречу Курт посоветовал Ильзе поселиться отдельно. Зачем подвергать опасности семью? К тому же у матери нет телефона, это тоже имеет существенное значение. Матери она так и объяснила.

— Знаешь, мама, — сказала она через несколько дней после возвращения в Берлин, — я думаю, что мне лучше жить отдельно, хотя бы временно. Я снова буду работать в редакции, а без телефона это просто невозможно. Потом мы найдем другую квартиру и станем жить вместе. Хорошо, мама?

Мать огорчилась, но должна была согласиться. Конечно, как можно обойтись без телефона при такой работе. Но пока у Ильзы не было вообще никакой работы, фон Шелиа обещал устроить ее в министерстве иностранных дел, однако пока ничего из этого не получалось. У него самого на службе возникли неприятности. Кто-то шепнул в министерстве, что Рудольф фон Шелиа сочувственно относился к полякам, уклоняется от вступления в партию и не может, следовательно, занимать пост, на который его назначили… Поговаривали, будто на место фон Шелиа уже прочат другого. Но многие завистники не подозревали, что фон Шелиа давно — еще в Польше — оформил свое членство в нацистской партии. Шелиа долгое время не подозревал об интригах, которые велись вокруг него, но, узнав об этом, высокомерно сказал:

— Не знаю, как вы, господа, но я уже давно состою в национал-социалистской партии, с тех самых пор, как фюрер стал рейхсканцлером. Вот мой билет, — наслаждаясь растерянностью сослуживцев, он извлек из кармана билет, раскрыл его и театральным жестом поднял над головой для всеобщего обозрения. — Я не люблю афишировать свою преданность фюреру! Доказываю это делом. Кроме того, я имею честь состоять в штурмовом отряде. Вот мое удостоверение. Хайль Гитлер!

Восстановить репутацию верноподданного нацистского дипломата Рудольфу фон Шелиа помог еще и доклад о положении в Польше, который он подготовил вместе с Мольтке. Бывший посол в Варшаве и его первый советник написали «Белую книгу» о причинах, побудивших Германию Гитлера ликвидировать Польшу как государство. Ее составили в духе выступлений Гитлера, Геринга, Геббельса. В ней пространно цитировали фон Риббентропа, который удовлетворенно перечитывал эти страницы. Он был тщеславен — министр иностранных дел фон Риббентроп. «Белую книгу» отпечатали большим тиражом. Все подозрения в нелояльности Рудольфа фон Шелиа к нацистскому режиму были отвергнуты.