В годы большой войны - [58]

Следствием разговора в квартире Химпеля было то, что антифашистские группы Шульце-Бойзена и Харнака объединились для совместной работы. Вскоре в доме одного берлинского адвоката Зиг познакомил супругов Кукхоф с Харро и Либертас, Шульце-Бойзены стали друзьями Харнаков. Не просто друзьями — единомышленниками, соратниками в борьбе с гитлеризмом. Они были убеждены — теперь, когда нарастает угроза войны, следует взять курс на подрыв нацистской государственной системы, бороться любыми средствами, чтобы содействовать поражению Гитлера в войне, если она вспыхнет…

3

Фрау Мария Луиза считала, что необходимо пригласить маршала Геринга. Он так много сделал для Харро, для Либертас…

— Он так протежирует тебе, так внимателен ко всем нам, — твердила Мария Луиза, стараясь убедить сына. — Если Геринг был свидетелем при вашем бракосочетании, то почему же ему не быть на дне твоего рождения!.. Нет, нет. Это просто невежливо… Я сама приглашу его.

Упорство сына разволновало ее. Откинувшись в кресле-качалке, фрау Мария Луиза нервно терла виски кончиками пальцев — начиналась мигрень. Эрих Шульце не вмешивался в разговор, это тоже раздражало, граф молча рылся в домашней аптечке, отыскивая для жены таблетки от головной боли.

Отцу Харро было за пятьдесят. Высокий, подтянутый, он даже в штатской одежде выглядел человеком военным, кадетская выправка чувствовалась в каждом движении.

Семья Шульце-Бойзенов находилась в гостиной. Харро с Либертас заехали к родителям, возник разговор о его дне рождения. Харро вдруг заупрямился. Он мягко, но настойчиво возражал, и Либертас поддерживала мужа.

— Пойми, мама, мы хотим собрать только близких друзей. Геринг и сам будет не в своей тарелке. Пригласить его — значит надо приглашать и графов Ойленбургских, и многих других. Наша квартира в Грюневальде просто не приспособлена для таких приемов… Вот на будущий год, может быть…

Мать предприняла еще одну попытку убедить сына:

— Рейхсмаршал сколько раз приглашал нас в свое имение в Кариненгоф… Помнишь, в прошлом году?..

Разговор затянулся, но не привел ни к чему. Отец нарушил молчание.

— Успокойся, Мария Луиза, — сказал он, — тебе до сих пор кажется, что они дети. Но дети выросли, и пусть они сами решают такие дела.

Фрау Марии Луизе так и не удалось взять верх в семейном споре. Но если бы это и случилось, рейхсмаршал все равно не смог бы появиться в их доме — в канун дня рождения Харро Шульце-Бойзена в Европе началась война. Германские войска перешли польскую границу, и Геринг специальным поездом отбыл в свите фюрера на восток.

Молодые супруги не стали откладывать семейный вечер. Наоборот, они считали такое совпадение удачным: надо встретиться, обменяться мнениями по поводу происходящих событий.

Гости, захваченные известием о войне, только об этом и говорили. Гремело радио. Сообщения о первых успехах в Польше перемежались воинственными маршами, звуками фанфар и барабанной дробью. Несколько раз передавали выступление Гитлера в рейхстаге — истерические вопли, прерываемые ревом наэлектризованных слушателей.

Первой в доме Бойзенов появилась неразлучная пара — Арвид и Милдрид Харнак.

Государственный советник Арвид Харнак работал в министерстве экономики, слыл отличным специалистом, преуспевал по службе и пользовался авторитетом в научных кругах Берлина.

В семье Харнаков были философы, историки, писатели, теологи, и молодой Арвид пристрастился к гуманитарным наукам. Он увлекался философскими проблемами, экономикой. От древних индийских философов переходил к Аристотелю и Сократу, возвращался к китайским философам и занимался Гегелем. Потом Арвид увлекся марксистской теорией.

В середине двадцатых годов студент Харнак уехал в Америку, изучал экономику, историю рабочего движения. В Германию вернулся с убеждением, что посвятит свою жизнь изучению экономических проблем в современном обществе. К сорока годам Арвид получил звание государственного советника, занимался торговыми, промышленными связями с Востоком. К Востоку относился и Советский Союз.

Харнак участвовал в «Арплан», так называлось общество по изучению планового хозяйства, возникшее в Берлине. За год до того, как Гитлер пришел к власти, Арвид побывал в Советской России и увидел то, что раньше представлял весьма отвлеченно. Ученого-экономиста поразили масштабы планирования в Советской стране, законы, по которым развивается советское социалистическое хозяйство. Теперь он мог сравнивать, сопоставлять.

Что касается Милдрид Харнак, то по ее адресу друзья шутили: для этой женщины существуют в мире только Арвид да классическая литература… В облике Милдрид было нечто пуританское. Строгие черты лица, гладко зачесанные волосы, сдержанные манеры придавали ей оттенок некоторой сухости. Милдрид нельзя было назвать красивой, но стоило ей улыбнуться, лицо преображалось, становилось таким обаятельным… Американка немецкого происхождения, она познакомилась с Харнаком в Штатах, когда Арвид был студентом, вышла за него замуж и переселилась в Германию. Милдрид преподавала литературу в Берлинском университете. Занималась поэтическими переводами, переводила на английский, главным образом Гёте.