В годы большой войны - [123]

Это продолжалось долго, многие месяцы. «Профессор» вошел в доверие, он продолжал играть роль сломленного человека.

А специалисты из функ-абвера, криптографы, изучавшие десятилетиями систему тайнописи, медленно, шаг за шагом приближались к поставленной цели. Они торжествовали, наткнувшись на давнюю радиограмму с неясным намеком на какие-то адреса, какие-то фамилии. В депеше, несомненно, речь шла о Берлине — упоминалась улица Виляндштрассе, может быть, Воленштрасее, и удалось расшифровать часть фамилии, которая, правда, могла звучать по-разному. А на другой радиограмме открытым текстом стояла подпись «Коро». Это могла быть кличка, возможно, имя или, может быть, какое-то кодированное слово. Но кто же своим настоящим именем станет подписывать шифрованную радиограмму! Сотрудники функ-абвера стояли рядом с еще не разгаданной тайной.

ГЛАВА ПЯТАЯ В ТЕНИ БОЛЬШОЙ ВОЙНЫ

1

Были утраты, потери, как в любой воинской части. А борьба продолжалась. Она приносила успех, оплаченный тяжелыми потерями. А до победы было еще далеко. Говорят — война требует жертв! Рассудком это можно понять, а сердцем?

Каждая смерть отрывала в душе что-то невозвратимо-свое, близкое… Казалось: легче руку отдать на отсечение, частицу собственного сердца, лишь бы не испытывать боли утрат. Потери товарищей, как застаревшие раны, ноют при любой погоде, болят, едва прикоснешься к ним в памяти… С фронта, из госпиталей приезжали с нашивками за ранения: золотистая нашивка — тяжелая рана, красная — полегче… А гибель друзей? Чем отметить, сколько уже ушло? Казалось, в работе, в повседневных делах боль забывалась, но это только казалось.

Григорий Николаевич Беликов вернулся из эвакуации месяца через два после выезда из Москвы, после того как провалился германский «Тайфун» и советские армии отогнали врага от столицы. Когда вернулся, ему все казалось, что восстановление связи с берлинской группой провели не совсем так, как надо было… Но что теперь говорить об этом — враг-то стоял в Подмосковье. В мирное время дача была дальше, чем в войну — передний край. Григорий без конца раздумывал — почему, как мог произойти провал в берлинской группе? Каковы его масштабы, кто уцелел?

Первый сигнал об аварии на электростанции поступает мгновенно — гаснет свет, замирают станки — ток перестает течь по проводам… То же с берлинским подпольем — информация оборвалась. Ни Альта, ни Коро, ни другие источники не отвечали на вызов. Что же случилось? Что? Это оставалось задачей со многими неизвестными.

Правда, как ни пыталась германская контрразведка сохранить в тайне массовые аресты, скрыть этого не удалось. В сентябре с другой «сторожевой заставы» пришло тревожное сообщение:

«В Берлине органами гестапо раскрыта большая подпольная группа. Предположительно, она была связана с советской разведкой. Аресты продолжаются».

В следующий радиосеанс туда ушло распоряжение:

«Непрестанно информируйте о провале берлинской группы. Примите меры для установления масштабов и причин арестов».

Ответа на телеграмму не было — нового ничего не узнали.

Григорий не сразу посвятил Курта Вольфганга в печальные события. Молчал об угрозе, нависшей над Альтой. Хотелось повременить, может, все обойдется. Ведь прошлой осенью связь тоже обрывалась. Ее удалось восстановить…

Только после того как пришла радиограмма, Григорий сказал Вольфгангу:

— В Берлине происходит что-то непонятное, — и показал радиограмму.

Вольфганг нахмурился. Стиснул рукой подбородок, как всегда это делал в большом раздумье. Хотелось сразу узнать об Альте, но он сдержался. Только спросил:

— Ариец тоже не дает о себе знать?

— Нет…

— А другие группы?

— Не отвечают…

— Я предлагаю послать туда Альберта Хёсслера. Иного пути не вижу…

Альберта отправили одного, снабдив передатчиком. Парашютиста сбросили в Восточной Пруссии в районе Остерроде. Полагали, что оттуда легче пересечь старую немецкую границу, тем более с таким огнеопасным грузом, как передатчик. Задание одно — установить связь с Альтой. Если не удастся — выйти на Рудольфа фон Шелиа и вместо Альты передавать его информацию…

Альберт Хёсслер, участник испанской войны в прошлом, подпольщик-антифашист, был тяжело ранен в боях под Мадридом. Его удалось эвакуировать. Он долго лечился в Челябинске, потом работал на тракторном заводе, женился, но, едва началась большая война, уехал в Москву. Просил направить на любую работу, поближе к фронту… Сказали — ждите!

Курт Вольфганг знал Альберта. Когда возник вопрос о посылке связного в Германию, Курт сразу назвал Альберта: он хорошо знает Германию, человек опытный, умеющий ориентироваться в любой обстановке. Хёсслер улетел в форме немецкого ефрейтора, под видом фронтовика, получившего отпуск после ранения. Старые раны, полученные в Испании, могли подтвердить эту версию. До этого он носил форму советского офицера.

До наших дней сохранились письма Альберта к его жене Клавдии, молодому хирургу. Она в это время тоже была на фронте. В письмах слова любви перемежались с глубокими раздумьями о причастности своей к судьбам мира.

«Моя дорогая, любимая! — писал он. — Не обижайся, что политика занимает большое место в моих письмах и так мало — личные дела… Я очень страдаю от нападения фашистов на Советский Союз, потому что я, как немец, чувствую себя ответственным за каждое их преступление. На конгрессе Коминтерна Димитров учил нас, что коммунисты всех стран ответственны за то, что происходит в их собственных странах. Понятно, почему мы с таким нетерпением рвемся на фронт!»