В глубине души - [16]

— По какому делу? — В голосе Антона слышалось напряженное недовольство.

— Ну, помните, пару дней назад Изабелла Федоровна с вами говорила насчет больной девочки?

— Какой девочки?

— Больной, которой операция нужна, в Германии. И вы пообещали дать, ну эти, как их… — Иван Тимофеевич не хотел произносить слово деньги, ему казалось это неуместным, и поэтому он судорожно искал замену. — Ну, эти, средства, — наконец вспомнил он.

Антон посмотрел на садовника потемневшим взором и сдвинул брови.

— И вы считаете это возможным?

— Что? — не понял садовник.

— Вы считаете возможным сейчас, когда в доме горе, обращаться ко мне с подобными просьбами? — Антон повысил голос. — Какая наглость, какая бестактность! Изабелла Федоровна в тяжелом состоянии, я ночей не сплю, а он деньги просит!

— Так я же не для себя! — окончательно оробел Иван Тимофеевич. — Там ребенок помирает!

Но Антон не желал этого слышать. Он оттолкнул с дороги Ивана Тимофеевича и пошел своим путем.

Но тут с садовником случилось что-то невероятное. Робкий человек, непривычный к протесту, он вдруг почувствовал в себе такое негодование, что сердце его чуть не разлетелось вдребезги.

Не понимая, что делает, он помчался за хозяином и нагнал его, когда тот уже собирался садиться в машину.

Оттолкнув водителя, который почтенно придерживал дверь автомобиля, Иван Федорович рванул хозяина за руку с такой силой, что тот мгновенно обернулся.

Теперь в глазах Антона вместо презрительного негодования читалось выражение испуга.

— Вы человек или нет? — закричал садовник не своим голосом. — Вам говорят, ребенка привезли, по вашему обещанию. Девочка умрет, если вы ей не поможете, а вы здесь по коту траур справляете! Стыд вы потеряли, вот что!

Антон в ужасе смотрел на разбушевавшегося подчиненного, и смысл его слов доходил до него плохо.

Он думал о том, что жизнь его в опасности, потому что садовник, как клещами, сжимал его руку, и он чувствовал, что этот дикарь при желании может раздавить его, как козявку.

Вся эта безобразная сцена длилась не больше минуты, потому что подоспела охрана и оттащила взбесившегося садовника в сторону. Антон с возмущением поправил на себе пальто и, бросив через плечо начальнику охраны:

— Чтобы к моему возвращению его здесь не было, — уселся в машину и уехал.

Когда машина выезжала из ворот, водитель заметил на другой стороне улицы батюшку.

Он как-то обреченно смотрел на дом и не двигался с места. Антон попа не заметил.

— Ты чего, Тимофеич, с ума сошел? — вразумляли коллегу охранники. — Они ж тебя с такими характеристиками выгонят, с голоду помрешь.

— Ну и пусть! — угрюмо отвечал Иван Тимофеевич. — Я в этом доме поганом все равно больше ни минуты не останусь. С жиру они бесятся! Людей вокруг себя не замечают.

С этими словами он двинулся во флигель собирать вещи, и тут начальник охраны пришел сообщить, что к нему визит — батюшка ожидает.

Иван Тимофеевич, не зная, как смотреть священнику в глаза, поплелся в домик охраны. Отец Михаил сидел на стуле и смотрел на садовника ласковым взглядом.

— Зря ты скандал устроил, — произнес он вместо приветствия, и Иван Тимофеевич с облегчением понял, что охранники уже все рассказали. — Не зря же сказано, — продолжал батюшка, — скорее верблюд войдет в игольное ушко, чем богатый в царствие небесное! Видно, не судьба этой девочке пожить на этом свете.

— А где же девочка? — удивился садовник.

— А она в такси спит, таксист хороший мужик попался, бесплатно нас катает.

— Ты это… — Садовник со смущением полез в карман брюк и достал внушительных размеров конверт. — Вот, возьми… — Он положил деньги на стол перед священником. — Я восемь лет копил, думал, на какое-то дело, а какое ж дело может быть важнее жизни ребенка.

— Спасибо… — Священник положил руку на конверт, тем самым давая понять, что деньги принял.

— Ну что ж. — Отец Михаил встал. — Пойду я тогда, в обратный путь нужно пускаться.

Он откланялся и двинулся было к двери, когда садовник закричал:

— Стой! Я с вами пойду.

— Да подожди ты суетиться, — попытался остановить его начальник охраны. — Тебе собраться надо, расчет получить.

— А я уже собрался, — весело выкрикнул садовник, — а деньги я у них не возьму, пускай подавятся!

И все увидели, что в Иване Тимофеевиче что-то изменилось. Он выглядел как человек, которого из тюрьмы отпускают на свободу, в то время как остальные должны отбывать наказание дальше.

И эти остальные смотрели на него с затаенной завистью.

Весело сверкая глазами, Иван Тимофеевич попросил батюшку немного обождать и рысью помчался к оранжерее.

Эта оранжерея была его детищем и единственным утешением в постылой жизни. Он болел душой за каждый цветочек, за каждое растение как за собственных детей.

Растения были все дорогие, привезенные с разных концов света.

Иван Тимофеевич ворвался в оранжерею и остановился посредине, не понимая, зачем он сюда пришел. Привычный влажный запах растений на мгновение лишил его решимости.

«Может, остаться, — подумал он, — вымолить у хозяина прощение. Он простит, потому что другому садовнику с его хозяйством не справиться… — Но тут же, припомнив высокомерный тон и презрительный взгляд Антона, садовник опять пришел в бешенство. — Так не цвести же вам для этих иродов!» — воскликнул он, и звук его голоса эхом размножился в стеклянных покатых стенах.