В футбольном зазеркалье - [129]

Шрифт
Интервал

– Ну ладно, хватит реветь. Учишься хорошо?

Мальчишка опустил лицо и неопределенно пожал худеньким плечом. В растянутый ворот видна была бледная ключица. Напряженно пульсировала жилка на шее.

– Двойки, тройки есть?

Быстро глянув в лицо Скачкова, мальчишка еще ниже нагнул трепетную шею.

– Тройка. Одна. По черчению… Но я исправлю, Геннадий Ильич! Честное слово! У меня рейсфедер мажет.

Столько было надежды, столько мольбы в его заплаканных глазах! Бабушка с зонтиком под мышкой выжидающе молчала.

– С тройками, старик, дело не пойдет. Надо поднажать. Договорились? Ну тогда давай, приходи завтра. В десять.

– Да вы что, Геннадий Ильич! – мальчишка, зажмурившись от счастья, прижался лицом к бабушке.

– Спасибо вам, – церемонно поклонилась бабушка и рукою в нитяной перчатке потеребила косицы выгоревших волос на тоненькой Сережкиной шее.

А впереди был еще целый день!

Где-то на гремучей от трамвая улице Скачков увидел в подвальном этаже пельменную и ощутил голод. В пельменной влажная духота казалась осязаемой – не воздух, а наваристый бульон, который подавался в металлических тарелках! Из раздаточного окна несло зноем. Люди, утираясь, тесно сидели за столиками и торопливо ловили ложками горячие, скользкие пельмени.

Ближе к центру стали попадаться чистенькие кафе, в этот час совсем пустые. Интересно было прожить в городе всю жизнь и не знать, что в нем имеются такие уютные, прохладные заведения. Приходилось осваиваться заново, как приезжему. Он вошел и устроился за угловым столиком: снял пиджак и повесил на спинку стула, отстегнул запонки и закатал рукава. Фу-у… здесь хоть можно дух перевести! Он заказал яичницу, а пока принялся жевать твердые, как шайбы, беляши, запивая их ледяным лимонадом. Хорош здесь лимонад!

Расположился он надолго. Торопиться незачем, да и некуда. Домой? Бр-р… чем позднее он туда вернется, тем лучше. Он потребовал еще одну яичницу, затем, растягивая время, долго тянул душистый, умело сваренный кофе. Нет, здесь прилично, тихо, надо запомнить. Неожиданно он снял очки и положил ладонь на утомленные глаза. На базу бы поехать, но там сейчас мертвый час, потом Арефьич, видимо, проведет легкую разминку, потом ужин и – на автобус в аэропорт. Для него, с его праздностью, с обилием свободного времени, которое совершенно некуда девать, на базе места уже нет.

Какой все-таки большой, уныло долгий день! Привыкший жить по графику, в постоянном ожидании календарных встреч, Скачков изнемогал от пустоты, в которой очутился. Раньше он жил, не имея времени остановиться. Теперь же… Интересно, куда они ухитряются девать такую уйму времени? Он вспомнил, что Клавдия могла легко и увлеченно провести у телефона всю первую половину дня.

На миг мелькнула вспышка вчерашнего, и Скачков снова прикрыл глаза рукой. Не было ли сказано вчера чего-нибудь, как и во всякой ссоре, лишнего? Потом еще: он вдруг подумал, могло ли произойти такое, скажем, у отца с матерью? И сам же удивился: никогда! У них все было иначе, по-другому. Недаром Анна Степановна считала, что семья может начаться с влюбленности, с любви, однако настоящий союз двух людей, которым суждено пройти через многие годы, надежно опираясь друг на друга, складывается под влиянием детей, взаимного уважения и такой, казалось бы, обыденной вещи, как привычка совместной жизни. И вот сейчас, про себя, втихомолку, Скачков вынужден был признать, что ничего или почти ничего из того, о чем говорила мать, у них с Клавдией не было, даже этой самой привычки одного к другому, – просто они не успели, не имели возможности привыкнуть. Оставалась лишь Маришка, и может быть, оттого Скачков испытывал к этому маленькому ласковому существу какое-то звериное чувство любви.

В конце концов он решил, что теперь вроде бы представилась возможность поступить так, как ему хотелось. Скажем, осенью, в погожую нежаркую пору забрать Клавдию с Маришкой и закатиться в Батуми на месяц, а то и на полтора. Маришка, коричневая, словно шоколадка, будет бегать по прибою, топотать ножонками и визжать…

Очнулся он от голоса официантки, встряхнул головой и поспешно натянул очки. Да, да, сказал, еще кофе, чудесный кофе…. Когда она отошла, Скачков окончательно пришел в себя и непроизвольно хмыкнул: надо же, задремал!..

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

На улице, высматривая машину с зеленым огоньком, Скачков дождался, когда за рулем оказалась девушка, не парень. В последнее время у них в городе водителями такси стало работать много девушек. Он не стал садиться к парню, боясь неизбежных расспросов. Узнает, не отвяжешься! На всякий случай он забрался на заднее сиденье и сказал ехать в аэропорт.

Город был в огнях, вечерний развлекающийся город. Девушка за рулем вела машину без лихости, но уверенно, раньше всех срываясь с места после остановок перед светофорами. За городом вырвались на прямую ровную магистраль, Скачков откинулся и закрыл глаза.

На последних километрах перед аэропортом обогнали большой красный автобус с потушенными внутри огнями. На том месте, где обычно сидел он сам, Скачков разглядел задорный чубчик Кудрина. Он тронул водителя за плечо и попросил сбавить ход. Они пропустили автобус вперед и поехали следом.


Еще от автора Николай Павлович Кузьмин
Соседи

Тематика произведений Н. Кузьмина — утверждение высоких нравственных идеалов в современном обществе. Герои, люди разного возраста, ставят перед собой и решают проблемы верности долгу, бескомпромиссности. Большое место отводится молодежи, ищущей свое место в жизни.


Огненная судьба

Николай Кузьмин известен читателю по романам «Первый горизонт», «Победитель получает все», «Приговор». В серии «Пламенные революционеры» вышли ого повести «Меч и плуг» — о Г. Котовском и «Рассвет» — о Ф. Сергееве (Артеме).Повесть «Огненная судьба» посвящена Сергею Лазо, одному из организаторов борьбы за Советскую власть в Сибири и на Дальнем Востоке, герою гражданской войны, трагически погибшему от рук врагов революции.


Возмездие

XX век по праву войдёт в Историю под названием «русского». Никогда государство древних русов не достигало такого величия, как в закатившемся веке, последнем во втором тысячелетии. Эти потрясающие успехи всецело связаны с исполинской личностью И. В. Сталина, чей исторический масштаб только начинает осмысливаться всерьёз.Начало XX века ознаменовалось для России двумя мощными антирусскими восстаниями. Чрезмерное участие в обоих приняли лица «некоренной национальности». Они, «пламенные революционеры», называли Россию «этой страной», а русских — «этим народом».


Короткий миг удачи

В сборник «Короткий миг удачи» вошли лучшие произведения Н. Кузьмина, созданные им в разные годы. И хотя все эти произведения повествуют об очень разных человеческих судьбах и характерах, их объединяет не только авторский интерес к героям, но и присущая большинству из них любовь к своей профессии, доброта к окружающим их людям.


Генерал Корнилов

На имени генерала Лавра Георгиевича Корнилова, возглавившего так называемый корниловский мятеж осенью 1917 года, десятилетиями лежала печать реакционера и мракобеса. В предлагаемой книге автор анализирует происшедшее и убедительно показывает, что затея с мятежом явилась чудовищной провокацией международных сил, ненавидевших Россию, ее мощь и православное вероисповедание.Царский генерал Корнилов, истинный сын своей Родины, скорее фигура трагическая, ибо вовремя не сумел распознать скрытую подоплеку намерений мировой закулисы.


Меч и плуг

Писатель Николай Кузьмин живет и работает в Алма-Ате. Имя его известно читателю по романам «Первый горизонт», «Победитель получает все», по повестям «Трудное лето», «Авария», «Два очка победы». Н. Кузьмин в своем творчестве не раз обращался к художественно-документальному жанру, однако историко-революционная тематика впервые нашла свое отражение в его новой повести «Меч и плуг». Герой ее — легендарный комбриг, замечательный военачальник гражданской войны Григорий Иванович Котовский.


Рекомендуем почитать
Неконтролируемая мысль

«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.


Ребятишки

Воспоминания о детстве в городе, которого уже нет. Современный Кокшетау мало чем напоминает тот старый добрый одноэтажный Кокчетав… Но память останется навсегда. «Застройка города была одноэтажная, улицы широкие прямые, обсаженные тополями. В палисадниках густо цвели сирень и желтая акация. Так бы городок и дремал еще лет пятьдесят…».


Полёт фантазии, фантазии в полёте

Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».


Он увидел

Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.


«Годзилла»

Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.


Меланхолия одного молодого человека

Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…