В дыму войны - [63]
Широкие, выпуклые, как натянутый барабан, груди обильно украшены стертыми, вылинялыми медалями.
Солдаты относятся к ним враждебно. Встречают и провожают колкими замечаниями.
Эти настроения передались и унтерам, ведающим «переподготовкой» городовых.
Унтера гоняют их по двору точно новобранцев: «Мы вам спустим жир-то».
Когда городовые протестуют против муштры, унтера, выкатив глаза, орут:
– Ага, вам новая власть не хороша?
– Царя надо?! У, гниды!
– Фараоны!
Городовые робко втягивают бритые головы в плечи и опускают виновато глаза.
А унтера продолжают:
– На фронт ехать – чести для вас много! На фонарных столбах ваше место, вон где! Кровь пили народную!
На Марсовом поле ежедневно маршируют женские ударные батальоны, организованные женщиной-прапорщиком Бочкаревой.
Сама Бочкарева становится популярной, как Кузьма. Крючков. Ее портреты – тупое, квадратное лицо гермафродита с толстыми губами – вывешиваются в штабах, в казармах…
Бочкаревские ударницы одеты в обыкновенные солдатские штаны и гимнастерки. На ногах – грубые мужские сапоги.
Эмансипация полная.
Мужская военная форма, плотно облегающая тело, делает их комично-уродливыми.
На обучение ударниц обыватели специально ходят смотреть точно в цирк. Одни одобряют, другие ругают.
Буржуи, показывая солдатам на марширующих женщин, говорят: «Смотрите и стыдитесь. Женщины хотят воевать, а вы, мужчины, трусите. Довели родину! Свободу завоевали! Женщины вынуждены сами браться за оружие! Эх вы, мужчины!
Солдаты петроградского гарнизона возненавидели «бочкаревскую гвардию» непримиримой ненавистью и оскорбляют на каждом шагу:
– Проститутки! Потаскушки!..
– Черт вас сует не в свое дело!
На каждом шагу споры: быть или не быть войне. Число противников войны заметно растет во всех слоях населения. Даже многие поэты зачирикали по-иному.
Удушливый воскресный полдень.
Любовно ощупывает и разглаживает морщины старушки-земли огнедышащее летнее солнце.
Зашла Лена.
Потащились пешком на острова.
Забрели по пути в Ботанический сад.
Худосочный кривоногий солдатик с лицом хулигана и скандалиста, в высоких желтых сапогах со шпорами, сопутствуемый толпой подростков, срывал у кустов и деревьев дощечки с латинскими обозначениями.
Старик в рыжем котелке, напоминающий «человека из ресторана», пытался его урезонивать.
Мы сели в лодку и скользим по заливу.
Над головами качается ослепительный яркий шар солнца, щедро разливая тепло и радость. Море, опьяненное солнцем, спокойно дремлет. Широкой сверкающей полосой оно убегает в призрачную даль.
Берег остается все дальше и дальше.
Я складываю весла к бортам и пересаживаюсь на скамейку к Лене.
В теле сладкая усталость. Хочется молча, ехать без конца.
Но Лена настроена иначе. Она все еще под впечатлением виденных в Ботаническом саду картин.
Она с типичной женской нелогичностью бранит «демократию», которая не умеет себя вести в общественных местах.
– Ты только подумай, – горячо апеллирует она ко мне. – Ботанический сад – этот цветущий, восхитительный уголок природы обратили в свиной хлев, в свалку нечистот, в пустырь, на котором играют в городки…
– Лена, не кипятись! – говорю я шутя. – Ты не права…
– Как не права? Ты знаешь, Валерий, я не мещанка, не реакционерка, я на днях даже вступаю в партию соци-иалистов-революционеров, я приветствую освобождение народа и готова отдать себя на служение ему, но этот вандализм я никому простить не могу. Это ужасно дико!..
Я стараюсь говорить как можно спокойнее, хотя меня раздражает эта явно контрреволюционная философия.
– Лена! Нужно понять психологию солдата. Нельзя обвинять огульно. Я понимаю его. Твой прокурорский тон, милая, вовсе неуместен. Руководители революции и пролетариата ценности в помойку не выкинут. Придет время, и сад уберут, вывески разрушенные поправят. Сейчас бушует стихия, вышедшая из беретов. Не до ботаники.
Лена обзывает меня дикарем.
Долго сидим молча. Я снова сажусь на весла.
В Таврическом саду в нескольких шагах от дворца в кругу огромной толпы «артистического» вида босяк залихватски бренчит на балалайке и поет.
Про бывший царствующий дом отхватывает такие куплеты, что у женщин уши вянут.
Картинно изогнув фигуру, выпятив открытую, бронзовую от загара грудь, ворочая желтыми белками глаз, босяк резко-крикливым тенорком выводит:
Вслед за куплетами, дергаясь и вихляясь всем телом, он шумно бьет по струнам частым перебором и странно измененным, музыкально звенящим тембром выдыхает из гортани слова припева:
Дальше, конечно, про царских дочерей, про Анну Вырубову, про Гришку Распутина.
Солдаты бросают в шапку «артиста» мелочь, добродушно посмеиваются.
Вслух поощряют:
– Так их, братишка!..
– Катай, катай их, не стесняйся. Теперь и про царя можно – слобода.
Женщины при особенно сальных куплетах стыдливо прикрывают лица прозрачно-тазовыми шарфиками.
Мещаночки и старухи-няни испуганно качают головами и вздыхают:
– Господи милосливый! До чего дожили. Про самую царицу-таки непристойности поют.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.