В дрейфе: Семьдесят шесть дней в плену у моря - [11]
Равнодушная луна безразлично взирает на нас с высоты. Летучая вуаль облаков затуманивает ее светлый лик, заволакивая и сцену гибели «Соло». Инстинкт и приобретенная сноровка помогали мне, пока надо было действовать, спасая свою жизнь, но едва лишь выдался свободный миг для размышления, как весь ужас случившегося обрушился на меня, терзая воспаленный мозг. В душе царит невообразимый сумбур. Тут и горестный плач по утраченному судну, и глубокая досада на себя за допущенные ошибки. Но надо всем этим главенствует ощущение, что все эти мысли и чувства недолго будут меня волновать. Тело мое трясется в ознобе. Слишком далеко я нахожусь от цивилизации, чтобы надеяться на спасение.
В одно мгновение в моей голове проносятся мириады вопросов и возражений, как будто в черепе у меня обосновалась целая орава яростных спорщиков. Одни острят, потешаясь над деловитым стрекотанием камеры, снимающей фильм, которого никому не суждено увидеть. Другие ворошат разгорающийся костер страха. Его пламя подогревает дремлющую энергию. Страх подталкивает к действию. Необходимо благоразумие. Я побеждаю слепой панический порыв: не желаю, чтобы накаченный в кровь адреналин выливался в бестолковые и бессмысленные метания. Подавляю первый приступ панического страха: не желаю сидеть в ожидании конца, поддавшись его парализующему действию. «Соберись, — приказываю я себе. — Соберись и приступай к делу».
Я наблюдаю, как бездна Атлантики заглатывает мое судно, моего товарища, мое детище, которое так мало, что океан даже не распробует его вкуса. Волны то и дело смыкаются над «Соло», но когда они пробегают, его белая палуба снова появляется на поверхности. Нет-нет, он еще не тонет. Погоди, покуда он еще жив, не обрезай конец, капитан! Ведь даже с тем запасом консервированной воды и кое-каким снаряжением, которым заблаговременно было дополнено оснащение спасательного плота, мне все равно не протянуть долго. Для успешного выживания в море нужно еще что-нибудь. Не спеши и спаси все, что только можно. От холода и нервного возбуждения меня колотит все сильнее, глаза щиплет от соли. Надо вытащить с яхты хоть какую-нибудь одежду, что угодно, во что можно было бы завернуться. Я принимаюсь кромсать грот, стараясь отделить от него кусок побольше. Смотри, осторожно, не порежь плот. Надрезав ткань паруса, я легко отрываю лоскут. Изловчившись, я из своего пританцовывающего вокруг «Соло» плота снимаю с кормы яхты спасательный нагрудник в форме лошадиного хомута и буй с сигнальной вешкой. Пенистые гребни волн по-прежнему перекатываются по палубе, но яхта каждый раз опять всплывает. Я обращаюсь к ней с молчаливым призывом: «Ну, пожалуйста, не уходи на дно, подожди, продержись еще немного!» Спроектированные мной водонепроницаемые отсеки в сочетании с оставшимися где-то под палубой воздушными пузырями не дают ей утонуть. «Соло» упорно борется. Продолжает громко хлопать стаксель. Когда океан наносит новый удар по корпусу, со стуком перебрасывается руль и хлопает дверца люка. Может быть, мой корабль вообще не утонет? Несмотря на то что нос скрыт под водой, корма все время высовывается над поверхностью; она ведет себя, как ребенок, не решающийся прыгнуть с обрыва в воду.
От холода болезненно ноет все тело; меня замучил въедливый запах резины, пластика и талька. «Соло» может утонуть с минуту на минуту, но я должен проникнуть внутрь. Времени очень мало. Подтягиваюсь к яхте, взбираюсь на борт и замираю на секунду от странного ощущения: я нахожусь в воде и в то же время стою на палубе. Вздыбленные волны то и дело пытаются похоронить «Соло» в пучине, но он не сдается и упрямо выныривает на поверхность океана. Сколько ударов он выдержит, прежде чем вода прорвется в последние закоулки корпуса, где еще остался воздух? Сколько еще мгновений отделяет его от последнего погружения?
Улучив удобный момент, пока не накатит следующий вал, я спускаюсь в люк. Вода, залившая каюту, в отличие от ярящегося моря, ведет себя очень мирно. Ныряю в глубь этой ледяной могилы и слышу, как позади с грохотом захлопывается дверца люка. Нащупав аварийный мешок, обрезаю наконец крепящие его штерты. Гуляющие по палубе волны ритмично перекатывают через «Соло» и уносятся дальше к западу. Запас воздуха в легких кончается, и я начинаю задыхаться. Мешок теперь ничем не закреплен, но тяжесть в нем такая, словно там собраны все грехи земной юдоли. Подталкивая и вытягивая мешок, выбираюсь вместе с ним на палубу; при этом приходится воевать с бьющей по спине дверцей люка. Напрягая все силы, я кое-как втаскиваю свою ношу на плот.
Закончив эту операцию, я поворачиваю назад и снова погружаюсь в люк. Вытягиваю руку по направлению к корме и нашариваю всплывший диванный матрас, прижатый к потолку каюты. Тащу его к себе и на секунду высовываюсь наружу в надежде перехватить воздуха. Но воздуха нет. У меня в эту секунду такое ощущение, словно последний глоток воздуха во вселенной достался кому-то другому. Нахлынувшая волна внезапно откатывает, открывая передо мной мерцающую подобно тысяче огней поверхность моря. В каюту врывается воздух, и я успеваю вдохнуть до того, как очередная волна заглушает скрип и треск погибающего «Соло».
«Дрейф» – это история поединка, где в правом углу ринга непредсказуемый, не знающий жалости океан, а в левом – человек, яхтсмен, потерпевший крушение в 800 милях от ближайшего берега. Казалось бы, исход предрешен, победитель определен досрочно, но Стивен Каллахэн, проявляя чудеса выносливости, ни на секунду не утрачивая воли к жизни, выигрывает состязание, продолжавшееся два с половиной месяца. Его путь к победе – это муки голода, невыносимая жажда, разъедаемые солью многочисленные язвы по всему телу, нападения акул, бушующие волны.
Это издание подводит итог многолетних разысканий о Марке Шагале с целью собрать весь известный материал (печатный, архивный, иллюстративный), относящийся к российским годам жизни художника и его связям с Россией. Книга не только обобщает большой объем предшествующих исследований и публикаций, но и вводит в научный оборот значительный корпус новых документов, позволяющих прояснить важные факты и обстоятельства шагаловской биографии. Таковы, к примеру, сведения о родословии и семье художника, свод документов о его деятельности на посту комиссара по делам искусств в революционном Витебске, дипломатическая переписка по поводу его визита в Москву и Ленинград в 1973 году, и в особой мере его обширная переписка с русскоязычными корреспондентами.
Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.
Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).
Один из самых преуспевающих предпринимателей Японии — Казуо Инамори делится в книге своими философскими воззрениями, следуя которым он живет и работает уже более трех десятилетий. Эта замечательная книга вселяет веру в бесконечные возможности человека. Она наполнена мудростью, помогающей преодолевать невзгоды и превращать мечты в реальность. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Биография Джоан Роулинг, написанная итальянской исследовательницей ее жизни и творчества Мариной Ленти. Роулинг никогда не соглашалась на выпуск официальной биографии, поэтому и на родине писательницы их опубликовано немного. Вся информация почерпнута автором из заявлений, которые делала в средствах массовой информации в течение последних двадцати трех лет сама Роулинг либо те, кто с ней связан, а также из новостных публикаций про писательницу с тех пор, как она стала мировой знаменитостью. В книге есть одна выразительная особенность.
Имя банкирского дома Ротшильдов сегодня известно каждому. О Ротшильдах слагались легенды и ходили самые невероятные слухи, их изображали на карикатурах в виде пауков, опутавших земной шар. Люди, объединенные этой фамилией, до сих пор олицетворяют жизненный успех. В чем же секрет этого успеха? О становлении банкирского дома Ротшильдов и их продвижении к власти и могуществу рассказывает израильский историк, журналист Атекс Фрид, автор многочисленных научно-популярных статей.