В доме на холме. Храните тайны у всех на виду - [105]

— Ты учить? — спросила его раскрашенная женщина.

Что это означало? Она же никак не могла думать, что он — учитель. Даже люди, которые воображали эту обшарпанную, неблагополучную комнату школой, не вообразили бы в ней десятилетнего учителя. Или вообразили бы?..

— Нет? — предположил Клод. — Я не учу?

Но, по всей видимости, это был неверный ответ, потому что женщина широко улыбнулась и покачала головой.

— Ты сидеть здесь. Я приводить ученики. Ты учить англиски.

Она вышла и через пару минут вернулась с тремя маленькими улыбающимися девочками. У тех были хвостики и стопка книжек с картинками. Она сказала девочкам что-то о Клоде на языке, не похожем на тайский, девочки посмотрели на него и захихикали. Даже в Таиланде все над ним смеялись. Однако он понимал причину, потому что знал, что выглядит совершенно абсурдно. Его неровно обросшая голова смотрелась уродливо. Его мешковатая одежда — еще уродливее. И каждый раз, когда он ходил, или садился, или скрещивал ноги, или снова вставал, ему приходилось думать о том, как это сделать, потому что естественные движения, которыми он, казалось, уже овладел, потерялись при обратном переходе. Он бы и сам над собой посмеялся. Что ж, хоть что-то между ними есть общего.

— Хорошо? — Женщина с раскрашенными щеками улыбнулась. Это был вопрос, охвативший великое множество вещей. Есть ли у него все, что ему нужно? Понимает ли он, что от него требуется? Нужна ли ему вода? Какие-либо принадлежности? Закуски? План урока? Вообще какой-нибудь план?

«Хорошо» не было правдивым ответом ни на один из этих вопросов — как Клоду казалось, что он больше никогда не ощутит голод, так же казалось, что ему никогда не будет хорошо, — но все равно именно так и ответил.

— Ты хорошо. — Женщина подмигнула. — Начать читать. Ты знать, что делать дальше.

Но Клод «не знать», что делать дальше.

— Где твой чивон?[24] — спросила одна из маленьких девочек с хвостиками раньше, чем Клод успел разобрать книги у себя на коленях. Ее звали Мией, и у него гора свалилась с плеч, потому что ученица явно уже говорила по-английски. Хоть он и не понимал, о чем речь.

— Мой чивон?

— Ты монах, да?

— Монах?

— Нен? Ты называться, я думать, «послушник»?

— Я не монах. Я де… ребенок. — Он почувствовал, как кровь бросилась в лицо. Если бы Марни Элисон с Джейком Ирвингом, разрушившие его жизнь, не были достаточным напоминанием, кто он есть теперь, что заставило бы Клода об этом помнить? Однако девочки, казалось, не обратили на оговорку внимания.

— Но твоя голова… — Дао, чьи хвостики были перевязаны красными ленточками, поискала подходящее слово, — …голая!

Клод задумался, кто приходил сюда до него, кто научил их английскому, как и почему в их лексикон вошло слово «голая». Ведь вряд ли они вычитали его в книжках с картинками.

— Раньше у меня были длинные темные волосы, совсем как у вас, — он говорил медленно, чтобы его понимали. — Но я сбрил их перед тем, как приехал сюда.

— Чтобы стать монахом?

— Нет.

— Чтобы не было жарко?

— И не для этого.

— Ты хотеть скрывать? — спросила третья девочка, Зея.

И попала в точку.

— Да, я хотел скрываться.

— Но зачем? Ты такой красивый!

Дома мальчиков красивыми не называли. Красивой могла быть только девочка. Но, вероятно, дело тут в иностранном языке, потому что они никак не могли считать его красивым. Правда?

— Я был… сердит. — Клод дал лишь половину объяснения, но лица девочек просветлели от понимания.

— Ах, сердит! — хором согласились они с широченными улыбками и хлопая по ладошкам друг друга и Клода заодно. — Сердиться — очень хорошая причина.

Наверное, шквал вопросов был неплохим способом учить английский, да и никаких идей получше у Клода не было, но он все равно постарался ее пресечь. Очень скоро девочки добрались бы до вопросов, на которые Клод не стал бы отвечать, и до ответов, которые они не поняли бы, даже если бы учитель был готов их дать, даже если бы знал эти ответы, а это было не так. И в любом случае он не хотел думать об ответах — или даже вопросах.

Потом Клод вспомнил гадалку-оригами, по которой ПАНК сходили с ума в третьем классе. Однажды дождливым субботним вечером дядя Агги показал, как складывать бумажные гадалки, и вскоре все задания на листочках, листки из тетрадей и записки учителей складывались квадратом, потом квадратом поменьше, и так далее, пока на каждой грани не оказывался новый цвет, или буква, или тайный символ на выбор, и каждый уголок раскрывал финальный вопрос. Сложив бумагу птичьими клювиками и надев их на большие и указательные пальцы, нужно было раскрывать птичий рот, закрывать, раскрывать, закрывать и раскрывать — столько раз, сколько указывал предсказатель, а в самом конце приходилось ответить на вопрос, явленный подобным образом богами оригами.

Клод добыл драгоценный лист бумаги — похоже, лишней в этой школе не водилось — и в его сокровенной глубине написал четыре вопроса. Потом предложил Зее быть первой предсказательницей. Он сначала собирался быть первым, но все дети так подскакивали от нетерпения, одновременно стараясь сидеть неподвижно, что Клоду вспомнилось, как он сам был восьмилетней девочкой.