В долине Маленьких Зайчиков - [72]

– Не было бы так обидно, если бы комбинат покупал мясо у колхоза! Но они ведут закупки у частного сектора!

– У какого частного сектора? – с невинным видом спросил Праву.

– У стойбища Локэ! Только я посмотрю, как комбинат будет с ними рассчитываться! – завхоз почему-то погрозил кулаком в окно и подошел вплотную к Праву. – Сознайтесь, что это дело ваших рук! Это вы впутали наивных людей в коммерческую сделку? Ведь некому больше надоумить их! Верно?.. Сознайтесь…

Праву за криком Геллерштейна не расслышал стука. Завхоз сам открыл дверь, впустил Елизавету Андреевну. Она была озабочена. Геллерштейн застыл около двери, как часовой, и по-прежнему тяжело дышал.

– Что же вы, Николай Павлович, натворили? – мягко заговорила Елизавета Андреевна. – Разве так можно поступать? – качая головой, она укоризненно смотрела на Праву.

Он спокойно ответил:

– Я, действительно, в этих вопросах полный невежда… Но, если честно признаться, меня радует это известие. Вы понимаете, что произошло с жителями стойбища Локэ? Они поняли, что не могут жить без Советской власти.

– Товарищ Праву, – уже официальным тоном перебила Елизавета Андреевна. – Простите меня, но вы наивный человек. Во-первых, кто разрешит комбинату делать закупки у никому неведомого стойбища, не обозначенного даже на географической карте? Куда перечислять деньги? У стойбища Локэ ведь нет счета в банке! Во-вторых, решение комбината может быть расценено как действие, подрывающее колхозную экономику Чукотки.

– Рабочие комбината жаловались, что наш колхоз продает мясо дорого, – заговорил Праву. – Об этом не раз указывали Геллерштейну, а он только и знает, что огрызается… Не знаю, в какой форме будут производиться расчеты между стойбищем Локэ и комбинатом, но вас это заставит крепко призадуматься о ценах на мясо.

– Вы кто – работник комбината или красной яранги колхоза? – холодно спросила Елизавета Андреевна.

– Ну хорошо, колхоза, – ответил Праву, ожидая, что последует дальше.

– Так вот, – продолжала Елизавета Андреевна, – вы должны заниматься красной ярангой, а не соваться не в свое дело.

– Понятно, – вздохнул Праву. – Но у меня есть конкретное предложение, как выйти из затруднительного положения, в которое я поставил вас, колхоз Торвагыргын, комбинат и стойбище Локэ.

– Да? Ну что ж, послушаем, – снисходительно кивнула головой Елизавета Андреевна.

– Принять в колхоз стойбище Локэ.

– Об этом еще рано говорить, – голос Елизаветы Андреевны звучал сухо. – Мы не можем разместить целое стойбище в нашем поселке. Кроме того, у нас и так не хватает знающих бригадиров.

– Они прекрасно обойдутся без бригадира. До сих пор отлично вели хозяйство и не жаловались, – возразил Праву. – Зачем им чужой человек? Они сами хорошо работают.

– Когда стойбище Локэ войдет в наш колхоз, мы должны будем обеспечить его тракторным домиком для пастухов, оборудованием, рацией, – терпеливо стала объяснять Елизавета Андреевна. – Наш колхоз по району выходит на первое место по механизации оленеводства, и вдруг мы возьмем к себе стадо, где пасут оленей по старинке… У нас нет ни одной яранги, а тут появится несколько десятков яранг… Поймите, мы только вырвались вперед – и вдруг такое… Не говоря уже о том, что резко повысится процент неграмотных.

Праву слушал Елизавету Андреевну, и недоумение, смешанное с обидой, переполняло его сердце. Ему было обидно, что он ошибся в человеке, которого считал образцом коммуниста для себя, было обидно за людей стойбища Локэ, ждущих, что их скоро примут в колхоз… Они продают оленей, чтобы купить ребятишкам-школьникам матерчатую одежду и самим приодеться – так им хочется хотя бы внешне не отличаться от колхозников Торвагыргына… А тут эти расчеты!

– Елизавета Андреевна, – сдерживая себя, сказал Праву. – Стойбище Локэ не чужое нам племя. Нашему колхозу партия поручила приобщить их к советской жизни. Люди сами к нам идут… Как же мы оттолкнем их, когда они надеются на нас и ждут помощи?

Елизавета Андреевна покачала головой:

– Эх, Праву, Праву! Молодой ты еще человек… Поруководить бы тебе с годик колхозом, тогда бы ты понял, почем фунт оленьего мяса… Ничего, не расстраивайся, съезди к ним и попроси воздержаться от сделки с комбинатом… Наворотил ты дел!

Перед тем как поехать в стойбище Локэ, Праву все же решил посоветоваться с Ринтытегином.

– Как же так, Ринтытег? Выходит, мы должны притормозить нарту, на которой едут к нам оленеводы Локэ? Ничего не могу понять… Растолкуй мне как партийный секретарь.

Ринтытегин поднял на Праву тяжелый взгляд.

– Не знаю, – произнес он. – Поверь мне, не знаю. Ничего не понимаю сам… Когда я услышал, что комбинат хочет купить мясо в стойбище, обрадовался. И за тебя тоже, что устроил такое… А вот послушал лично и Геллерштейна – заколебался… И они по-своему правы.

Ринтытегин умолк и вдруг накинулся на Праву:

– А что ты ко мне пришел?! И ты коммунист! Сильней меня во много раз – университет кончил! Не верю, что тебя только бесполезным знаниям учили!

Он отер со лба пот и уже тише заговорил:

– У меня ведь очень маленькое образование. Стыдно даже образованием-то называть… Вот так. Действуй с умом, как тебе велит партийная совесть…