В дни войны: Семейная хроника - [99]

Шрифт
Интервал

Не выдержали напряжение еще две женщины из нашего вагона. Они тоже решили уходить пешком и осесть где-нибудь в деревне, пересидеть войну и потом, быть может, как-нибудь Бог поможет — сумеют вывернуться.

Мы тоже от страха и напряжения почти потеряли голову. Папа воскликнул, что еще раз попробует «этому круглому болвану» объяснить, что если он не перестанет читать свою идиотскую книгу, то его вот-вот прикончат. И всех — вместе с ним. Что он должен немедленно идти на станцию и вызывать помощь. И наконец, Бишоп понял отчаянность положения, схватил свой пистолет и бегом побежал на станцию. А мы молча слушали шум гусениц советских танков. Они были еще не видны, но слышны с большой отчетливостью. Наш конец приближался, и мы были как в ловушке. Через час Бишоп вернулся и сказал, что паровоз нашелся, его отцепили от проходящего состава с ненужным хламом и обещали прицепить к нашему. Обещали! Папа просто взвился и налетел на Бишопа в гневе: как он посмел не остаться на месте, около паровоза, и не проследил, чтоб его при нем прицепили к нашему составу, а ушел, удовлетворившись одним обещанием. И Бишоп не обиделся, а опять бросился бегом на станцию с пистолетом в руке, чтоб силой, если нужно, заставить прицепить паровоз. А время кончалось — уже слышны были ружейные выстрелы и звуки пулеметной очереди. Мы не успевали… Гибель стояла совсем рядом и дышала нам в лицо.

И тут вдруг дернулся состав — паровоз прицепили! Прибежал возбужденный Бишоп и только успел влезть в вагон, как мы поехали. В обратном направлении… Русские тихо плакали. Папино лицо просветлело: «Господь помог — спаслись!..»

Жалко было тех, кто не выдержал напряжения и ушел пешком. Это отравляло нашу радость. Бишоп сидел победителем и сиял в нашу сторону. Но скоро опять погрузился в чтение своей книги. Мы ехали без остановок несколько часов — на восток, до узловой станции, где после нескольких часов ожидания Бишоп побежал узнавать, когда нас переведут на другой путь, чтобы южнее, обходным путем, опять пробиваться на запад. Через несколько часов мы опять ехали, объезжая с юга опасное место по направлению к Киеву. Папа сказал, что пока он не доедет до Киева, он будет неустанно давить на Бишопа, а сам будет все время нервничать. Но поезд ехал ровно, без длинных остановок. На перегонах все чаще попадались встречные составы с пополнением — все такие же молодые тревожные лица.

К сожалению, «наших» немцев мы скоро лишились; на одной из станций пришел им приказ возвращаться на фронт. Они еле успели похватать свои пожитки. Бишоп, уже стоя на снегу, передал мне записку со своим полевым номером и просьбой написать ему, не дать ему потерять нас — было грустно видеть его огорченное лицо и глаза в слезах, он улыбнулся, и дверь теплушки закрылась… Мы еще много дней ехали с большими остановками — в опустевшей теплушке. И везли за собой на платформе пустой элегантный легковой автомобиль, запорошенный снегом.


КИЕВ

Стали наконец подъезжать с юга к предместьям Киева. Как и все, что мы видели из двери теплушки до сих пор, начиная с Ростова, было картиной израненной, исковерканной страны — везде черные руины, трубы печей, высовывающиеся из-под снега; города — не похожие на города; под сугробами руины — стены с пустыми окнами, через которые видно темное, серое, зимнее небо, и везде вместо зданий, вместо силуэтов домов — кучи, огромные, камней, кирпича, закрытые снегом, а под ними — могилы жителей города…

В Киев мы приехали на товарную станцию — поезд дальше не шел. Мы выгрузились со всем нашим багажом и долго сидели у разбитого вокзала с мамой, пока папа и сестра пытались узнать, где и как можно устроиться, нет ли какой-нибудь гостиницы для беженцев… Мы с мамой с платформы, на которой сидели на вещах, рассматривали окраины Киева. Сидели понурые, усталые, точь-в-точь как беженцы на картине-акварели Добужинского, только над нами не было сухого дерева, а был за нами разрушенный и покореженный вокзал… а перед глазами — руины, снег и — вдали — пешеходы, закутанные, с саночками, как в Ленинграде, и мешочками в руках. Растерзанный войною город. Казалось, и город и вся наша страна больше никогда не зазеленеют, не согреются, не будет больше весны у нас, и птицы не прилетят к нам вить гнезда.

Папа и сестра вернулись. Мы переезжаем в бывшую школу, теперь превращенную во временное пристанище для беженцев. Беженцы могут там ночевать, там их кормят и устраивают на работы и на настоящее жилье. Не перевелись еще добрые люди на нашей земле — кто-то заботиться, думает о бездомных беженцах. Как хорошо.

С папой вместе пришел мужик с большими санями и мальчиком — внуком, которых папа подрядил перевезти наши вещи. Мы шли пешком в Киев из пригорода — папа с мужиком тянули сани, внук толкал их сзади, а мама и мы следовали гуськом за ними. Часть Киева, по которой мы шли, представляла печальное зрелище разрушения. В течение следующих дней мы ближе ознакомились с городом, но впечатление было все такое же грустное. Картина опустошения, разрушения, смерти. Когда бы я ни думала о войне во все последующие годы, война для меня — всегда зима: зимние дороги, бесконечные зимние дороги, разъезженные, раздавленные, с потемневшим грязным снегом, деревни под снегом, темные ночью, тихие молчаливые днем, в голубых сугробах, лишь иногда с голубыми тонкими дымками из труб. Кругом — мороз трескучий. Города — под снегом, руины домов — под снегом. И нет для нас — ни угла, ни дома, ни страны, ничего — только голод, бегство, страх, бомбежки и никакого будущего.


Рекомендуем почитать
Жизнь Леонардо. Часть вторая

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


«Золотая Калифорния» Фрэнсиса Брета Гарта

Фрэнсис Брет Гарт родился в Олбани (штат Нью-Йорк) 25 августа 1836 года. Отец его — Генри Гарт — был школьным учителем. Человек широко образованный, любитель и знаток литературы, он не обладал качествами, необходимыми для быстрого делового успеха, и семья, в которой было четверо детей, жила до чрезвычайности скромно. В доме не было ничего лишнего, но зато была прекрасная библиотека. Маленький Фрэнк был «книжным мальчиком». Он редко выходил из дома и был постоянно погружен в чтение. Уже тогда он познакомился с сочинениями Дефо, Фильдинга, Смоллета, Шекспира, Ирвинга, Вальтера Скотта.


Кампанелла

Книга рассказывает об ученом, поэте и борце за освобождение Италии Томмазо Кампанелле. Выступая против схоластики, он еще в юности привлек к себе внимание инквизиторов. У него выкрадывают рукописи, несколько раз его арестовывают, подолгу держат в темницах. Побег из тюрьмы заканчивается неудачей.Выйдя на свободу, Кампанелла готовит в Калабрии восстание против испанцев. Он мечтает провозгласить республику, где не будет частной собственности, и все люди заживут общиной. Изменники выдают его планы властям. И снова тюрьма. Искалеченный пыткой Томмазо, тайком от надзирателей, пишет "Город Солнца".


Василий Алексеевич Маклаков. Политик, юрист, человек

Очерк об известном адвокате и политическом деятеле дореволюционной России. 10 мая 1869, Москва — 15 июня 1957, Баден, Швейцария — российский адвокат, политический деятель. Член Государственной думы II,III и IV созывов, эмигрант. .


Хроника воздушной войны: Стратегия и тактика, 1939–1945

Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.