В дни войны: Семейная хроника - [155]

Через несколько недель поток американских грузовиков с немецкими солдатами прекратился, и по дороге, в обратном направлении, группами и поодиночке брели бывшие солдаты с котомками, мешками, небритые, запыленные, часто хромые, с костылями или опирающиеся на товарищей, с перевязанными руками, забинтованными головами — они возвращались домой, часто проведя на дорогах по нескольку недель.

Население Германии вело себя исключительно дружелюбно и внимательно к своим бывшим воинам. Их кормили, поили, давали папиросы (это была почти «валюта») — в любом доме. И уж, конечно, в каждом амбаре, на сеновалах ночевали солдаты, возвращающиеся после войны по всем дорогам Германии: из лагерей для военнопленных, из лагерей, в которые их свозили для проверки и регистрации. В каждом доме вечерами варили картошку, овощные супы, кофе, чтоб накормить ночевальщиков. Поток бредущих солдат не прекращался многие недели, и, хотя это бременем ложилось на население, никто не жаловался, всем хотелось помочь, это рассматривалось как гражданский долг. Немецкое гражданское население выстояло войну со всеми ее тяжелыми испытаниями, теперь население приготовилось выстоять тяжелое послевоенное время, и начали они это новое испытание с помощи солдатам, а позднее — беженцам из областей, занимаемых советскими войсками.

Кроме кормления и ночевок население помогало солдатам на дорогах во время облав, предупреждало идущих о заграждениях — вооруженных американцах, проверявших у солдат и беженцев документы в поисках бывших эсэсовцев. Вдоль всех дорог по всей Германии на пригорочках у дорог сидели группками молодые девушки, подростки и дети — каждая деревня выставляла своих дозорных и «связных», которые всем проходящим солдатам давали нужные указания: где можно остановиться, переночевать, и, главное, сообщали, где находятся американские патрули, проверяющие документы. Особенно это было важно для пробивающихся домой солдат, не прошедших американской проверки и не имеющих документов или избегающих встреч с американскими «МР», военной полицией. «Связные» издали махали солдатам руками: или отрицательно указывали руками, что надо немедленно сходить с дороги и прятаться, или положительно кивали головами, что значило — путь свободен. К тем, кто сходил с дороги и прятался, высылали детей, и дети объясняли, где стоят заграждения и американский патруль и какими дорожками и тропинками можно их обойти. Многим, многим эти неутомимые подростки и дети спасли жизнь (благослови их Господь!): Анатолий Александрович избежал гибели, когда за ним охотились советские репатрианты и их американские друзья-союзники, благодаря этим прекрасно налаженным «постам», которые всегда располагались в поле зрения один от другого, так что связь была непрерывной — и как по беспроволочному телеграфу передавались через эти посты «новости» о положении на дорогах, о заграждениях и американских отрядах, вылавливающих всех подозрительных личностей, которые могли по мнению американцев оказаться эсэсовцами.

В Бад-Нейштадт начали возвращаться отпущенные из плена солдаты. Из разных лагерей военнопленных. В одну семью молодой милой женщины с двумя маленькими детьми вернулся муж, обе его ноги были ампутированы — начисто. Молодая его жена ходила по городу с прекрасным сияющим лицом и радостно говорила знакомым, какое это счастье не потерять двух рук!

Но вдов и жен, мужья которых без вести пропали, было гораздо больше, чем жен счастливых, и в городе не чувствовалось всеобщей радости. Особенно еще и потому, что американцы вели себя громко, размашисто и бестактно. Немцы начали избегать американцев, сторониться — не старались, как поначалу, сблизиться, познакомиться. Да если бы и захотели, не смогли бы: на всех стенах были расклеены афишки (рассчитанные на прочтение американцами, но и как предупреждение немецким жителям), с крупной надписью: «Nо fraternisation with germans» («Не брататься с немцами»), это было, конечно, унизительно для немцев.

На улицах не встречалось американско-немецких пар, американские солдаты не пытались знакомиться с местными девицами, как это было в Ессентуках, когда немецкие солдаты, только что вступив в город, уже стояли, окруженные местными девицами на всех перекрестках, и весело разговаривали на двух перековерканных языках. Иногда на улице появлялась группа остовскх женщин и с ними — два-три американца. И все на них глядели. Это делало положение в городе очень неестественным: немецкому населению хотелось все-таки по-человечески познакомиться с «amy», да и сами американцы, простые солдаты, вполне дружелюбно посматривали по сторонам, но вели только деловые разговоры и явно томились изоляцией. Запрещение общения продолжалось много недель. Мы с сестрой уже служили переводчицами в американском бюро, когда запрет был снят в один прекрасный день и буквально через час после снятия запрета по улицам ходили парочки — солдаты и местные девицы, в военных автомобилях тоже сидели немочки, а за городской стеной на скамейках и на зеленой травке сидели целые стайки солдат и девиц. Вся жизнь в городе внешне приобрела дружеский характер, все вздохнули свободнее и начали ближе знакомиться друг с другом. Но когда мы пошли к американцам предлагать свои переводческие услуги, закон «Не брататься» был еще в полной силе.