В действующей армии - [49]

— Чем вы объясняете эту смелость японцев?

— Пьянством! Их положительно спаивают «ханшином». От пленных, раненых и убитых так и несёт отвратительным запахом этой китайской водки. Ханшин — ведь это такое снадобье, что стоит, напившись с вечера, выпить на другой день воды, как человек делается снова пьяным…

— Не известны ли вам какие-нибудь ещё интересные военные эпизоды последнего времени? — спросил я.

— Пожалуй, вот случай с моим товарищем по полку, тоже бывшим поручиком павлоградского полка ван Бениненгеном. Его спас от смерти висевший у него на груди большой эмалированный крест. В кавалерийской атаке японский офицер нанёс ему удар саблей, но удар пришёлся по кресту и был так силён, что вся эмаль с креста слетела, но это препятствие сделано то, что сабля соскользнула и у ван Бениненгена оказалось лишь разрублено левое плечо, а иначе бы была разрублена вся грудь…

* * *

В Харбине мне удалось видеть два интересных документа.

Один из них письмо на французском языке некоего Гофонга из Чуфу.

В нём он рассказывает одному офицеру, что обращался к японским властям с просьбою разрешить его жене выехать из Порт-Артура, но получил категорический отказ.

«Впрочем — замечает он — сюда, в Чифу, очень часто приезжают из Порт-Артура русские, которые сообщают, что в крепости жизнь идёт своим чередом, спокойно и даже весело, поэтому он, Гофонг, не особенно тревожится за свою жену».

Другой документ — это два письма раненого и взятого в плен японского офицера Хоа-ио-ди, адресованные в Японию в город Иоко-Кен, некоему Ито, а другое — ротмистру кавалерии Сазаки.

Письма писаны, конечно, по-японски, но к ним присоединён сделанный здесь перевод.

Автор писем не нахвалится обращением с ним русских властей, офицеров и солдат и замечает, между прочим что на его здесь положении всецело оправдывается японская пословица: «С ружьём — враг, без ружья — приятель».

XXXII Бой под Сихеяном

Я уже писал о бое под Сихеяном отряда генерала Гершельмана.

Спешу теперь поделиться подробностями этого славного боя, полученными мною от одного из его участников, штаб-ротмистра Шацкого.

«Отряд наш, — сообщает он, — в составе шести батальонов пехоты, четырёх батарей 9 артиллерийской бригады и пяти сотен нашего 1 аргунского казачьего полка занимал укреплённую позицию у деревни Сихеян.

Позиция недурна, но, как и все они здесь, обходилась с обоих флангов, вследствие чего для противодействия необходимо было отрядить два батальона и горную старую батарею.

Следовательно, на позиции осталось четыре батальона и 32 орудия.

5 июля, часов около двух дня началась перестрелка на заставах, и не прошло часу времени, как показались густые цепи японской пехоты, спускавшиеся большими массами с гор.

Артиллерия наша открыла по ним огонь, что заставило их приостановиться, но через некоторый промежуток времени их наступление вновь возобновилось и уже с большей энергией, особенно в обход нашего правого фланга.

Наша артиллерия открыла по наступавшим убийственный огонь и, несмотря на всевозможные закрытия, высокий гаолян, скрывавший совершенно наступающие колонны, клала их массами.

Часов около шести начался и ружейный огонь, который японцы развили до страшной силы.

Батареи их не выезжали, так как сделать это было невозможно ввиду трудности выезда на позицию.

Перестрелка продолжалась безостановочно, орудия наши громыхали до самой темноты и уже с наступлением мрака снялись, оставив ночью дежурные орудия.

Ружейная перестрелка продолжалась тоже до позднего вечера.

Часов около девяти вечера приехал к полку подполковник Гурко и передал приказание генерала Гершельмана атаковать неприятельскую кавалерию, появившуюся перед фронтом позиции, т. е. перед нашими окопами.

Мы на рысях двинулись исполнять приказание, но перед деревней Сихеян, за которой шёл спуск к реке, остановились, выслав вперёд лаву из сборной сотни казаков 2, 4 и 5 сотен.

Несмотря на то, что я командовал 5 сотней, последнюю я оставил на месте, а сам, как знающий Сихеянскую позицию, как свои пять пальцев, с сотником Бакшеевым повёл лаву вперёд.

Пройдя окопы, на самом берегу реки, я приостановился и стал расспрашивать стрелков о кавалерии, и уже двинулся вперёд через реку, как блеснула линия огней с того берега и нас осыпали дождём пуль.

Как мы вывернулись и прибыли к полку, один Господь знает, но уцелели все и только потеряли несколько лошадей.

Японская цепь, как оказалось, была на том берегу реки и стреляла по нас в 100–150 шагов.

Этим эпизодом окончился бой 5 июля.

Остальные сотни полка тоже были осыпаны пулями, но потерь в людях не было.

В два часа ночи я стал с сотней на левом фронте позиции с целью её прикрытия от ближайшего обхода, расставил посты на реке, сотню разместил в деревне, чтобы прикрыть от могущего быть огня, а сам стал наблюдать передвижение наших войск.

В три с половиною часа начался рассвет чудного утра, и ровно в четыре грянул орудийный залп со стороны японцев.

Наши батареи ответили частым огнём, и началась борьба стальных чудовищ.

Часа два безостановочно грохотали орудийные выстрелы.

Наши развили адский огонь, японцы отвечать не успевали и стреляли не особенно метко, так что потерь у нас было мало.