В деревне воздух чистый. Сельские истории - [20]

И тут Ганси слышит: приближается «бульдог». Это папа. Он хочет сегодня скосить луг, он говорил, что нужно сено.

К вечеру работа окончена, и пахнет свежескошенной травой. Так, как пахнет на лесной просеке древесиной и смолой, когда там еще лежат сваленные деревья...

Позднее Ганси сидит со своими родителями за ужином и ковыряет дырку в своем ванильном пудинге. В дырку натекает малиновый сок.

Папа ест. Мама ест. Говорить не о чем.

Ганси строит черенком ложки улицу от края тарелки до малинового озера...

Тут папа нарушает молчание. Он говорит маме:

— Слышала, новое скоростное шоссе должно пройти как раз чуть пониже нашего двора?

Мама удивлена:

— Во-первых, предполагалось, что шоссе будут строить ниже, вдоль ручья, так что шум машин не будет очень уж сильным!

— В общинном совете теперь лежит новый план, старый изменили, потому что ниже по ручью почва слишком болотистая или кто их там знает почему. Шум машин —это бы еще ничего, но они хотят скупить нашу землю, наши верхние поля!

— Но они нам самим нужны...

— То-то и оно, без полей дела наши плохи, тогда придется нам кончать с нашим хозяйством!

— Или — птицеферма, как у Марианны,—робко предлагает мама.

— Об этом не может быть и речи, они не получат наши поля, и всё. И кончено. И хватит об этом.

В скором времени к папе во двор стали приходить люди с картами местности и планами. Они хотели купить поле. А папа сказал, что сдохнет, а не отдаст.

— Тогда мы попросту экспроприируем их,—заявил однажды один из этих людей.

— Папа, что значит «экспроприируем»? — спросил потом Ганси.

— Они просто заберут их, и всё,—объяснил ему папа.

— Но ведь так нельзя, они это не посмеют,— возмутился Г анси,— они это не могут сделать!

— Они могут всё,—печально сказал папа.

И в самом деле, спустя какое-то время папе пришлось уступить. Он продал поля, и взамен ему были предложены два других участка, которые он и взял, хотя они были меньше и дальше от дома, и земля там была куда хуже прежней.

— А что нам еще остается? — сказал он — У них больше силы, чем у нас, маленьких людей...

Вскоре заработали первые строительные машины. Новое скоростное шоссе будет гораздо, гораздо шире прежнего. И оно будет совершенно прямым и гладким. Оно протянется стрелой — ни вбок, ни вверх, ни вниз. Если где впадинка — будет заполнена, если где холмики — будут срыты.

Машины большие, как дома.

Машины могут всё.

Первый участок строительства тянется до старого шоссе, которое по сраввнению с новым выглядит довольно извилистым.

Следующий отрезок начнется мостом через старое шоссе и потом пройдет прямо рядом с «Грубер-хофом». Но это когда еще будет. А пока стройка идет только до моста...

Для детей строительство шоссе представляет интерес только после пяти >в, когда там прекращается работа. С пяти часов стройка принадлежит

Ганси и Франци тогда становятся экскаваторщиками и бульдозеристами. Другим детям родители уже строго запретили это. Родители Ганси тоже как-то между делом, к слову, сказали:

- Не ходил бы ты на стройку, Ганси!

Но если бы они говорили это каждый день, тогда бы, может, и подействовало, а так —Ганси ведь, понимаешь ли, очень забывчив. А на стройке изобилие всего, на что можно посмотреть: машины, которые величиной больше чем с дом; машины, у которых одни колеса выше, чем папин "бульдог", экскаваторы, которые одним ковшом могут полностью загрузить обыкновенный грузовик.

- Если бы у нас обоих было по такой большой машине, то мы смогли бы за месяц сровнять с землей Леденцовую гору! — считает Франци. Он взбирается на одну из гигантских землеройных машин.

Ганси взбирается за ним следом на это желтое чудовище. Дверь в водительскую кабину открыта. Они усаживаются на водительское сиденье, хватаются за огромный руль.

Бо-бо-бо-бо-бо, бо-бо-бо-бо-бо, бо-бо-бо-бо-бо, и за полгода мы смогли бы перерыть все холмы и горы до самого Бреннадсволя, вместе с лесами и с лугами, бо-бо-бо-бо-бо, бо-бо-бо-бо-бо...—говорит Ганси и подражает корбюратору большой машины так упоенно, что забрызгал слюной все лобовое стекло.

Франци тоже так может: - Бо-бо-бо-бо, бо-бо-бо-бо-бо, и еще один месяц, и мы могли бы зарыть каждое озеро, каждый пруд, Хаксенбергский пруд, Катценцвингерский пруд, Серебряный пруд, бо-бо-бо-бо-бо, бо-бо-бо-бо-бо, бо-бо-бо-бо-бо...

слюны стекают по стеклу.

- И еще полгода или, может, целый год, и тогда мы могли бы снести все холмы и горы по всей стране, бо-бо-бо-бо-бо, бо-бо-бо-ю-бо-бо...—говорит Ганси дальше, ю-бо, бо-бо-бо-бо-бо, и все большие озера и, может, даже мы заполнили бы землей и камнями... бо-бо-бо-бо-бо, бо-бо-бо-ю-бо...— продолжает Франци, и на его губах повисла слюна. Оба теперь как будто по правде едут. Такой подлинный машинный шум стоит у них в кабине. Просто настоящая мания величия у них началась. - Выходит, запросто мы вдвоем с такими машинами могли бы сровнять весь мир, как ты думаешь, Ганси? Все горы снесли бы, а моря бы заполнили, - рассуждает Франци.

Между тем стало темно. Оба вернулись в действительность, когда заметили это. Они спустились вниз на землю. - Сколько это могло длиться? — спросил Ганси скорее себя самого, чем Франци, и поднял свой велосипед с земли.