В деревне воздух чистый. Сельские истории - [16]

— Можно залезть внутрь танка!

— Можно поглядеть в оптический прицел пушки!

— А я подержал в руке пистолет и автомат тоже, и они даже стреляли холостыми патронами...

Ганси вообще не хотел все это слышать. Но они безжалостно рассказывали ему все по четыре, по пять раз, по шесть раз и больше.

— А Бернард свалился с танкового дула, потому что сделал глупость, не послушался солдат. Порвал себе ухо. Сознание потерял. Его отвезли в больницу на военном вертолете!

— С ума сойти, как было здорово!

— Ганси, это неповторимо, скажу я тебе!

Вечером Ганси стал ныть и жаловаться папе, как много он потерял, не побывав на этой выставке. Вот уже у нашего Г анси и слезы безутешно полились.

Тогда папа рассказал ему, почему он так настроен против оружия и всех этих штук.

Он рассказал о дедушке Груаба — Ганси знал, что у него не было одной ноги и что он многого лишился в той большой войне. Он рассказал ему о болях, которые постоянно мучили дедушку Груаба, и какое было счастье, что дедушка вообще вернулся с войны живой.

— Столько народу погибло. Многие дети так никогда и не увидели своих отцов, женщины — своих мужей, отцы и матери — своих мальчиков. И все из-за этой проклятой войны.

И в воскресенье после церкви они вместе прочли список имен, которые написаны на мраморной доске у памятника павшим во время войны.

Так много имен. И некоторые из них знакомы Ганси. Всё это были люди из Ренценбаха.

— Вот этот был отцом герра Фрейлингера, он погиб где-то в России, никто не знает где. А вот, смотри, Доблер, муж старой фрау Доблер из киоска, отец учителя Доблера. Крайний слева вверху —этот был тогда священником, его расстреляли свои же солдаты, потому что он хотел помочь врагу.

Ганси уже сто раз видел эту доску, но никогда ни о чем таком не задумывался.

Как бы то ни было, он теперь понял, почему папа был так настроен против танков...

От «Грубер-хофа» до школы примерно четыре-пять километров. Пешком это далековато. Поэтому всех детей, которые живут далеко, забирает автобус.

Мама и папа всегда говорят Ганси: «Видишь, как вам хорошо теперь!»

И всякий раз так: «У нас такого не было, а мы жили так же далеко; но нам ничего другого не оставалось, как идти пешком, идти пешком и еще раз идти пешком... Видишь, как вам нынче хорошо!»

Когда Г анси это слышит, у него шляпа готова подняться с головы — если бы она была у него на голове. Тут он может по-настоящему разозлиться. Сколько раз уж он пытался объяснить своим родителям, что нет ничего хуже поездки на школьном автобусе, что поездки на школьном автобусе просто ужасны, просто чудовищны!

Но папа и мама никак не хотят поверить.

«Не будь таким привередливым, Ганси!» —только и говорят ему.

«Поездили бы они сами каждый день на этом проклятом автобусе,— думает Ганси,—тогда бы узнали, как это замечательно».

Потому что это не что иное, как ежедневная смертная битва. Каждая девочка и каждый мальчик хотят захватить сидячее место. Но в этом автобусе просто нет столько сидений, сколько ездит детей.

Да, ну и что это значит?

Ясно: кому недостается места, тот должен стоять. Всю поездку стоять.

Утром Ганси еще хорошо, потому что он в числе первых, кого забирает автобус. И уж у него всегда сидячее место —чаще всего даже у окна.

А вот на обратном пути это удается ему только тогда, когда учитель Доблер распустит класс на несколько минут раньше.

Но учитель Доблер, как правило, не отпускает их раньше времени. Он отпускает их, только когда ударит гонг. И каждый день после уроков одна и та же битва насмерть: бегут, давят, толкают, рвут, царапают, визжат, орут, плюются, пинаются, раскидывают, ставят подножки, кусаются, роняют, плачут—всё сразу!

Г анси иногда приходит домой в таком виде, что его мама думает, уж не попал ли он в аварию.

«Ганси, что у тебя за вид!»

«Ганси, ты что, под машину попал?»

«Ганси, неужели что-нибудь случилось с автобусом?»

«Боже мой, боже мой, боже мой!»

Оторванные петли на куртке, царапины на лбу, да такие глубокие, что иной раз и кровь выступит, брюки сверху донизу в грязи — таким Г анси приходит домой из школы не так уж редко.

И когда он собирается делать уроки и открывает свой портфель, то оказывается, что все внутри пришло в негодность: ручка больше не пишет, карандаш сломан, тетради и книги измяты и согнуты, и черт знает что еще.

Мама из-за этого даже ходила однажды к учителю и жаловалась. И другие родители тоже жаловались.

Но учитель всегда говорит только:

— Да, но боже мой, я не могу с ними справиться, они не умеют вести себя по-другому, они просто бешеные!

Ему-то легко говорить. У него каждый день обеспечено удобное сидячее место в его автомобиле. Ему-то никто не рвет уши. И его костюм остается чистым. И в любом случае у него место у окна.

Девочкам, которые ездят на автобусе, тоже приходится нелегко, хотя они-то действительно редко дерутся. Им, как правило, достаются только стоячие места, потому что они не такие сильные, чтобы прорваться сквозь толпу мальчишек.

А кому достается стоять, тому еще вдобавок и не видно ничего!

— Не только потому, что весь вид заслонен,—объясняет Ганси родителям.—Еще всякий раз, как шофер затормозит, приходится цепляться за поручни по-обезьяньи, если не хочешь, как реактивный самолет, залететь головой в кабину к шоферу и набить себе шишку на лбу...