В дебрях Африки - [35]

В шестом часу взошло солнце, и среди дервишей началось движение. Вскоре явился Тадхиль и приказал им готовиться в путь. Он сказал им при этом, что до переправы они пойдут пешком рядом с его лошадью. К большой радости Стася, Дина привела сверху Нель, и они тронулись по тянувшемуся вдоль всего города валу, направляясь к перевозу. Тадхиль ехал впереди верхом, Стась вел за руку Нель, а за ними шли Идрис, Гебр и Хамис, со старухой Диной и с Саба, и тридцать солдат эмира. Остальная часть каравана осталась в Хартуме.

Озираясь кругом, Стась не мог понять, как мог быть взят город, так сильно укрепленный и расположенный на мысу, образуемом слиянием двух рек: Белого и Голубого Нила, и, следовательно, окруженный с трех сторон водой и доступный только с юга. Лишь немного спустя он узнал от невольников-христиан, что река в то время очень высохла и посредине ее обнажились широкие песчаные отмели, по которым сравнительно легко было подступить к укреплениям. Гарнизон, утратив надежду на подкрепление и изнуренный голодом, не мог отразить штурма разъяренных дикарей, и город был взят. Несмотря на то что со времени штурма прошел уже целый месяц, следы борьбы были видны еще повсюду вдоль вала. В самом городе здесь и там торчали развалины разрушенных домов, на которые обрушилось все неистовство победителей, а наружный ров был полон трупов, которые никто и не думал хоронить. На пути только к перевозу Стась насчитал их больше четырехсот. Но они не заражали все-таки воздуха, так как суданское солнце иссушило их и превратило в мумии. У всех трупов цвет кожи напоминал цвет серого пергамента, так что нельзя было отличить тел европейцев от тел египтян и негров. Между трупами ползали маленькие серые ящерицы, которые, заслышав шум человеческих шагов, быстро прятались среди тел, иногда в рот или во впадины между иссохшими ребрами.

Стась вел Нель так, чтоб заслонить от нее это ужасное зрелище, и велел ей смотреть в другую сторону, на город. Но и со стороны города происходили вещи, наполнявшие ужасом глаза и душу девочки. Вид «английских детей», взятых в плен, и Саба, которого Хамис вел на привязи, привлекал любопытных, которых, чем ближе к переправе, собиралось с каждой минутой все больше. Вскоре образовалась такая большая толпа, что пришлось остановиться. Со всех сторон раздавались грозные окрики. Страшные татуированные лица наклонялись над Стасем и Нель. Некоторые дикари дико хохотали им в лицо и хлопали себя от радости ладонями по бедрам, другие бросали им вслед ругательства. Нель, еле живая от страха, прижималась к Стасю, а он закрывал ее руками, как мог, сам уверенный, что для них обоих приходит последний час. К счастью, этот напор разъяренной толпы надоел наконец и Тадхилю. Десятка полтора солдат окружили по его приказанию детей, а остальные стали без пощады хлестать корбачами воющую чернь. Толпа рассеялась впереди, но зато стала собираться позади отряда и с криком и визгом сопровождала его до самой реки.

Дети отдохнули во время переправы. Стась утешал Нель, что когда дервиши освоятся с их видом, они перестанут угрожать им, и уверял ее, что Смаин будет охранять и защищать их обоих и особенно ее, потому что, если с ними случится что-нибудь плохое, ему некого будет отдать в обмен за своих детей. Это было действительно так; но девочка была так напугана виденными ужасами, что, ухватившись за руку Стася, не хотела ни на минуту ее отпустить и беспрестанно повторяла, точно в бреду: «Я боюсь! Я боюсь!» Стась действительно от души желал, чтоб они поскорее очутились в руках Смаина, который знал их давно и который в Порт-Саиде был с ними очень ласков или, по крайней мере, притворялся таким. Во всяком случае, это не был такой дикарь, как остальные суданцы-дангалы, и плен в его доме мог быть сравнительно легче.

Весь вопрос был только в том, найдут ли они его в Омдурмане. О том же самом вел разговор и Идрис с Нур-эль-Тадхилем. Последний вспомнил наконец, что год назад, находясь по поручению халифа Абдуллаги вдали от Хартума, в Кордофане, он слышал о каком-то Смаине, который учил дервишей стрелять из пушек, отнятых у египтян, а потом занялся ловлей невольников. Hyp порекомендовал Идрису такой способ найти эмира:

– Когда ты услышишь после полудня голос умбаи[30], будь тогда вместе с детьми на площади молитвы, куда пророк является каждый день, чтоб давать верным пример благочестия и укреплять их в вере. Там, кроме священной особы Махди, ты увидишь также всех «благородных», а также трех халифов, пашей и эмиров. Между эмирами, может быть, ты найдешь Смаина.

– А что мне делать и куда деваться до полуденной молитвы?

– Ты останешься с моими солдатами.

– А ты, Нур-эль-Тадхиль, оставишь нас?

– Я отправлюсь за распоряжениями к халифу Абдуллаги.

– Это самый большой из халифов? Я здесь издалека. Хотя мне и приходилось слышать имена вождей, но только ты здесь можешь объяснить мне все подробнее.

– Абдуллаги, мой вождь, – это меч Махди.

– Пусть Аллах сделает его сыном победы!

Некоторое время лодки плыли среди общего молчания. Слышалось только постукивание весел в уключинах да порой плеск воды, рассекаемой хвостом крокодила. Множество этих страшных пресмыкающихся наплыло с юга под Хартум, где они нашли много пищи, так как река была полна трупов не только убитых после занятия города, но и умерших от болезней, свирепствовавших среди махдистов, а особенно среди их невольников. Правда, приказы халифов запрещали «портить воду», но никто не обращал на них внимания, и тела, которых не успели пожрать крокодилы, плыли по течению лицом вниз, до шестого водопада и даже дальше, до самой Берберии.