В чужой стране - [4]

Шрифт
Интервал

Остальных закололи штыками полицаи, зверствовавшие не меньше немцев.

Часть пленных направили в старые форты, за город, часть — в лагерь «Ф», находившийся около моста через Неман. Шукшин, военинженер третьего ранга и пожилой молчаливый майор (Шукшин уже знал его фамилию — Сальников) попали в лагерь «Ф».

Пленных загнали в дощатые сараи и впервые за несколько дней дали хлеба — буханку на семь человек.

Шукшин, обессиленный, изможденный, лежал на земле, закрыв глаза. Военинженер хотел поднять его, но Сальников остановил:

— Не трогайте, пусть лежит. — Он снял с себя гимнастерку, положил Шукшину под голову. Тот скоро забылся тяжелым сном, начал бредить. Очнулся только к вечеру.

В огромном переполненном сарае было полутемно. Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь узкие щели, путались в густом, душном сумраке. Шукшин лежал на спине с открытыми глазами, смотрел на призрачные нити и никак не мог вспомнить, как он сюда попал.

— А, очнулись! — послышался рядом глуховатый голос Сальникова. — Вот горячая вода. Целая кружка настоящего кипятку! Пейте. И вот еще, это ваша доля, — Сальников протянул Шукшину кусок сахара, который он нашел у кого-то из пленных.

Этот молчаливый, с хмурым, суровым лицом пожилой майор с первого дня стал для всех, кто находился в сарае, старшим. Каждое его слово выполнялось без пререканий. Почувствовав в этом человеке твердую волю, люди с радостью подчинялись ему.

Сальников сам делил пищу, отдавая большую часть больным и сильно ослабевшим. Когда гитлеровцы брали партию пленных на работу, он посылал туда тех, кто был покрепче и мог раздобыть что-нибудь для товарищей. И каждый раз сам отправлялся на работу, какой бы тяжелой она ни была. Он не отличался крепким здоровьем, к тому же был контужен, его мучили страшные головные боли. С работы Сальников возвращался совершенно обессиленным, с трудом держался на ногах, руки его, не привыкшие к физической работе, были в кровавых мозолях и ссадинах. Но никто не слышал от него ни стона, ни жалобы.

Сегодня было особенно тяжело. С трудом добравшись до барака, Сальников в изнеможении опустился на землю, прислонился к сырой от дождя стене, закрыл глаза. Посидев полчаса молча, отдышавшись, подошел к Шукшину, лежавшему в углу сарая, сел рядом на клочке соломы.

— Не пробовали подняться? Надо как-то встать… Иначе пропадете.

— Скорее бы конец!

— Ерунду говорите. Пропадать рано. Надо сначала Гитлера в гроб загнать. — Он достал из-за пазухи кусок хлеба, немного сала — все, что удалось добыть, отдал Шукшину. — Вам надо собраться с духом, с волей. Отчаяние и уныние в нашем положении равносильно гибели. Знаете, есть такая пословица? Уныние — море: утонешь безвозвратно; решимость — лодка: сядешь и переплывешь… Плен — это еще не все. Не конец. Пленный остается солдатом. — Сальников высыпал из карманов остатки махорки, почти одну пыль, долго дул на нее, пересыпая из ладони в ладонь. Потом свернул из клочка бумаги тонкую папироску, несколько раз затянулся и передал ее Шукшину. — Да, мы неправильно понимали плен. Раз я остаюсь человеком, раз во мне еще бьется сердце — я не потерян для Родины. Я еще способен бороться.

Прошло несколько дней. Шукшин начал подниматься, понемногу двигаться. Еще недавно статный, крепкий, с мужественным, энергичным лицом, он теперь походил на изможденного, сгорбившегося старика. Но в глазах его, глубоко ввалившихся, уже теплилась жизнь.

Однажды небольшую партию пленных отправили работать на литейный завод. В этой партии оказались Шукшин и Сальников.

Когда их ввели на территорию завода, один из гитлеровцев, охранявших пленных, пошел в контору докладывать. Другой небрежно, стволом вниз, повесил на плечо карабин и стал разглядывать афишу на дверях конторы. Немец стоял всего в нескольких шагах. Шукшин посмотрел на карабин. «Вырвать, бежать!» Сердце так часто заколотилось, что он задохнулся. Сдерживая волнение, чуть скосил глаза в сторону третьего солдата, стоявшего позади, у ворот. Немец, будто почувствовав опасность, настороженно следил за пленными. Автомат, до этого висевший у него на груди, теперь был в руках. Шукшин отвел взгляд от конвоира и оглядел заводской двор. Со всех стопой высокий забор. На углах вышки. Нет, не убежишь! Совсем нет сил… Даже стоять трудно…

Он, Сальников и еще трое пленных попали работать на склад. Кладовщик, пожилой литовец с неприветливым, сердитым лицом, подвел их к груде громоздких, окованных железом ящиков и распорядился:

— Перетащите это туда, в конец.

Обессиленные пленные с большим трудом передвигали многопудовые ящики, со скрежетом волоча их по неровному цементному полу. Шукшин обливался потом, ноги дрожали. Выпустив ящик, он схватился за каменную стену, чтобы не упасть.

К пленным подошел литовец.

— Что, тяжело? Сейчас еще трех пришлют, а вы пока посидите. — Литовец тронул Шукшина за плечо. — А вы ступайте за мной, слышите? Поможете упаковывать детали. Живо!

Шукшин, пошатываясь, держась за стену, пошел за кладовщиком. В полутемном складе на стеллажах поблескивали мелкие части машин и инструменты, разложенные с большой аккуратностью. Литовец негромко, чтобы не услышал конвоир, сидевший у двери, сказал:


Рекомендуем почитать
Вестники Судного дня

Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


Великая Отечественная война глазами ребенка

Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.


Из боя в бой

Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.


Катынь. Post mortem

Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.