В чужой шкуре - [4]

Входящие и исходящие

I

Первым ощущением Андрея Ивановича Васильева, когда он, приехав с поезда, очутился в плохеньком номере второстепенной гостиницы г. Энска, было какое-то странное недомогание: ломило поясницу, болела голова, ныло одно плечо. Сперва Андрей Иванович подумал, что его продуло, но скоро догадался об истинной причине этих странных ощущений. До сих пор, в худшем случае, он езжал в общих вагонах I класса, обыкновенно же ему предупредительно предоставляли, как некоторого рода «особе», отдельное купе. Теперь же он в первый раз в жизни проехал 1000 вёрст в вагоне третьего класса, причём в нём было так тесно, что пришлось почти всю дорогу находиться в скрюченном положении то в одну, то в другую сторону. При этом с одной стороны его подпирал какой-то костлявый субъект, с другой же обдавала жаром толстая пожилая женщина. Андрей Иванович поэтому чувствовал себя как в тисках. К довершению неудобства женщина то и дело засыпала и тогда склонялась к нему на плечо, звонко похрапывая. Андрей Иванович не раз покушался перейти в другой класс, но вследствие какого-то особого упрямства решил выдержать и выдержал характер. Это было добрым предзнаменованием. Единственное, что позволял себе Андрей Иванович из старых привычек, это по «желудочной части»: на вокзале он кушал вкусно и выпивал. Не ускользнуло от его внимания, что на этот раз официанты относились к нему без обычной предупредительности: «Видно мол, сову по полёту. Ещё в I класс лезет!» Андрей Иванович поморщился, увидав обстановку номера в гостинице «Саренто», куда привёз его извозчик. Мебель, в достаточной мере убогая, лоснилась от многолетнего жира, въевшегося в материю, которая сделалась неопределённого цвета. Зеркало было покрыто каким-то крапчатым налётом: взглянув в него, Андрей Иванович увидел такое изображение, что не мог удержаться от улыбки. Утомлённый дорогой, он решил тотчас же лечь, но, взглянув на кровать, отнёсся так недоверчиво к чистоте её, что не решился раздеться (Андрей Иванович был человек очень чистоплотный и брезгливый). Как был, в своей «новой» паре, он повалился на постель, накрыв подушку полотенцем. Что-то жёсткое точно врезалось в его нежное, пухлое тело: по рассмотрении «это» оказалось пружиной… Однако усталость взяла своё и Андрей Иванович заснул, назвав себя весьма нелестно; «Дура я»… — прошептал он. Во сне он видел, что кушает с Курилиным в Милютиных лавках устриц; у него даже слюнки потекли во сне. Долго ли, коротко ли спал он, но, наконец, проснулся. Стоял уже вечер. Кто-то стучался в дверь. Тело горело, точно его настегали крапивой.

— Уж не чесотка ли у меня? — подумал в ужасе Андрей Иванович, не знавший до сих пор, что такое «клоп».

Стук в дверь участился. Пришлось отворить: вошёл половой и потребовал «пачпорт».

— Беспокоить приезжающих умеете, — накинулся на него Андрей Иванович, — а удобств у вас никаких! Грязь, мерзость, вонь…

— Не ндравится — не держим, — грубо ответил половой, — и почище вас видали.

Андрей Иванович чуть было не выполнил «односторонний маневр», поражённый непривычною дерзостью полового, но вовремя вспомнил, что «теперь» ему это совсем уже не подобает. Покорно снеся грубость, он беспрекословно отдал свой паспорт и поник тяжёлой головой.

Так началось энская жизнь Андрея Ивановича.

II

Проснувшись наутро, Андрей Иванович не чувствовал себя нисколько отдохнувшим, так как пришлось спать на диване в полусидячем положении (Андрей Иванович продолжительным и повторным наблюдением выяснил наконец, отчего у него горит тело, и сделавшись неожиданно «энтомологом», открыл, что на диване клопов меньше, чем на постели). Тем не менее времени терять не приходилось, и потому злосчастный директор КR «Заря», приведя в порядок свой туалет, назвал себя ещё раз «дурой» и вышел на улицу. Стояла ростепель. По улицам бежали ручьи грязной воды. Попробовав перебраться через улицу, Андрей Иванович попал в самую грязь и оставил в ней одну калошу. Провозившись с ней и сообразив, что с непривычки к провинциальному пешехождению он не доберётся до своей конторы, Андрей Иванович крикнул извозчика и велел ему свезти себя туда. Извозчик потребовал тридцать копеек, да ещё вперёд. Контора КR находилась через два переулка от гостиницы.

— Вам кого? — спросил швейцар, когда Андрей Иванович отворил дверь.

— Главнозаведующего…

— Дома. Сюда ранее часу не будут…

Сказав это, швейцар перед носом Андрея Ивановича захлопнул бесцеремонно дверь.

«Неужели и у нас в Питере так грубо встречают посетителей, — думал Андрей Иванович, садясь опять на извозчика, — в конце концов я, кажется, сделаю порядочный запас наблюдений». Извозчик скоро подвёз его к широкому дому архитектуры «рококо». Андрей Иванович дёрнул за звонок. Долго не отпирали. Наконец после третьего, энергичного звонка, толстая пожилая горничная отворила дверь, но увидав Андрея Ивановича, — не прежнего важного, хорошо одетого, выхоленного Андрея Ивановича, а теперешнего, в скверном пальто, забрызганном грязью, — не выпустила ручку двери из рук и загородила дорогу.

— Вам чего? — спросила она.

— Я к Ивану Яковлевичу…