В черной пасти фиорда - [7]

Я познакомил Якова Романовича с комсоставом — по штату у нас 10 офицеров, почти в два раза больше, чем на «щуках». Рекомендовал поговорить с командирами боевых частей: краснофлотцев и старшин они знают лучше меня. Мы обсудили план партийно-политической работы.

Нашу беседу прервал голос вахтенного командира Апрелкова:

— Просьба командиру выйти на мостик!

Тон спокойный — значит, ничего страшного. Но подниматься на мостик надо: просьбу вахтенного принято на флоте выполнять незамедлительно.

Апрелков доложил, что видит луч прожектора. Он светит с берега, далеко на горизонте. Для нас этот луч интереса не представляет: фашистского конвоя там нет. Противник не балуется светом, когда идут его корабли.

Томительное ожидание

Передача груза норвежским партизанам — более сложное задание. Встреча с ними должна произойти вечером, в канун Нового года, в районе Конгс-фиорда. Залив этот вдается в сушу на восемь миль, такая же у него примерно и ширина. Навигационные условия плавания в средней части фиорда, где нам пришлось ставить мины в октябре, а также в юго-восточной трудностей не представляют. Иная картина в северо-западной части, отделенной длинным узким полуостровом и называемой Рисфиордом. Он узок, изобилует опасностями, подводные и надводные камни встречаются там часто. В материковый берег этого фиорда вдаются несколько маленьких бухт. В одной из них и должно состояться рандеву с норвежцами.

…Утро 31 декабря. Лодка в подводном положении подходит к Конгс-фиорду. Здесь мы более часа маневрируем, выясняя обстановку. Ни одного корабля в этом глухом месте не обнаруживаем. Обогнув мыс Нольнесет, входим в Рис-фиорд. Зимой в здешних широтах солнце из-за горизонта вовсе не показывается и весь день держатся сумерки. Сегодня покрытое тучами небо ухудшает и без того малую видимость. Окружающий однообразный ландшафт — нагромождение скалистых гор, лишенных растительности, — представляется неприветливым и даже мрачным; мы же находимся среди берегов, где орудуют гитлеровцы, — этого из сознания не выбросишь. Однако настроение хорошее: мы идем на встречу с норвежскими друзьями и надеемся, что она будет радостной.

Продвигаемся в глубь залива. Время от времени подвсплываем, и я внимательно вглядываюсь в перископ, фиксирую каждую мелочь, которая может пригодиться при выполнении задачи.

Производим сложные маневры, обходя надводные и подводные опасности. Не доходя до мелководной вершины фиорда, где впадает небольшая речка, поворачиваем вправо. Идет третий час пополудни, а уже совсем темно. Но я успеваю разглядеть в перископ вход в бухту, которую ищем. До ночи остается довольно много времени, и было принято решение лечь на грунт.

Звучит команда, все занимают места согласно расписанию, и лодка на самом малом ходу начинает углубляться. Но едва она касается дна, как раздается громкий скрежет и визг.

— Что такое? — беспокоится старший инженер-механик.

— Нарвались на кораллы, — поясняю Александру Николаевичу. — Вот уж не везет так не везет — они очень редко здесь встречаются, и угодить на них — это просто свинство[8].

На жестком ложе подводная лодка слегка покачивается (крупная зыбь, заходящая в фиорд, достигает и нашей 30-метровой глубины), корпус лодки трется о жесткие ветви известковых полипов, издавая невероятную какофонию.

— Такое и глухой услышит, не говоря уже о немецких гидроакустических станциях, — ворчит вполголоса Афанасьев.

Тут же снимаемся с грунта и переходим на другое место: ложимся на песочек, как на пуховую перину.

Ко мне в каюту заходит главстаршина Алексей Карпенко.

— Есть задумка, — говорит он. — Пока лодка на грунте, провести партийное собрание. Вы не против?

— Нет, конечно. Но о чем? Ведь задачи коммунистов обсуждались перед выходом в море…

Карпенко поясняет: в партийную организацию во время похода поступило пять заявлений. Люди стремятся связать свою жизнь с ленинской партией.

— Время выбрано удачно. А как посмотрит на это представитель политотдела?

— Я «за», — слышится голос Новикова, появившегося в дверях. — Ну, а если возникнет опасная ситуация, прервем собрание.

Обговорив время и место собрания, Новиков и Карпенко уходят — им надо тщательно подготовить это важное мероприятие. А я невольно задумываюсь. Вспоминаются юношеские годы. Шестнадцатилетним пареньком — это было еще в период гражданской войны — я вступил добровольцем в Красную Армию, служил телефонистом в роте связи одной из частей московского гарнизона. Там, в армейской семье, получил первую политическую закалку. После демобилизации, в 1922 году, был принят в комсомол, а лет пять спустя — кандидатом в члены партии, а потом и в члены ВКП(б).

В первом отсеке собираются коммунисты. Рассаживаются кто где — одни на разножках, обтянутых парусиной, другие, подложив ветошь, на трубопроводах, на маховиках клапанов… Замечаю: среди участников собрания немало краснофлотцев и старшин. Партийная прослойка среди личного состава увеличилась.

Повестка дня — прием в партию. Первым рассматривается заявление кандидата партии А. С. Пухова, старшины группы торпедистов. Его все знают: сын рабочего и сам рабочий, на заводе он вырос до крупного специалиста — испытателя торпед. Плавал на подводной лодке «Л-3». Лучшего мастера торпедного дела, пожалуй, и не сыщешь. Секретарь партийной организации не спеша зачитывает его заявление, рекомендации (одна из них моя), другие документы. Он характеризует Пухова положительно: кандидатский стаж явился для него школой партийности. Пухову задаются вопросы, о нем говорят коммунисты — и опять не спеша, как будто собрание проходит не на дне морском. Что ж, прием в партию — дело серьезное.