В черной пасти фиорда - [24]
Часом позже Малофеев пригласил в свою каюту меня и заместителя по политической части М. З. Гранова. Втроем еле-еле вместились (мы-то с Кузьмой сухопарые, а замполит довольно полный). Это был совет: что делать дальше? Командир принял решение: следовать под водой до наступления вечера, затем всплыть, осмотреться и тогда уже сделать заключение, в состоянии ли лодка нести позиционную службу.
Всплыв на поверхность, мы обнаружили, несмотря на темноту, огромный масляный шлейф за кормой. Это означало, что наружный корпус порван, из топливных цистерн сочится соляр. Ни о каком дальнейшем пребывании на коммуникациях противника не могло быть и речи.
После обмена радиограммами со штабом флота «К-3» отправилась в Полярное.
Во время перехода на мостике были найдены осколки; которые затем изучались специалистами в базе. По осколкам удалось установить — над лодкой взорвалась антенная мина, а не глубинная бомба, как мы предполагали. Это позволило сделать важный вывод — противник начал ограждать свои коммуникации минными полями. И сразу же была высказана рекомендация: лодкам проходить под ними. Эта рекомендация основывалась на опыте двух лодок: «К-3» и «Щ-421», подорвавшихся на минах. Первая из них в момент взрыва находилась под миной, лодка имела серьезные повреждения, но благополучно вернулась в базу. Иначе сложилась судьба подводной лодки «Щ-421», подорвавшейся на мине на малой глубине. Взрыв произошел под корпусом лодки, и она лишилась хода. Ее экипаж, одержавший немало побед, удалось спасти.
Да, минная опасность возрастает. Враг коварен — мины могут оказаться и на нашем пути. Не лучше ли углубиться этак метров на семьдесят? И я отдаю соответствующую команду. Лодка послушно совершает маневр. Проходит каких-нибудь десять минут, как тишину нарушает неприятный скрежет по левому борту.
— Это же минреп…
Мгновение — и я у телеграфа, перевожу ручку левого электромотора на «Стоп» (чтобы не намотать минреп на винт).
Ожидаем удара… И вот он гремит — резкий и мощный, как стотонная кувалда. Сыплется «штукатурка», гаснет свет… Но тут же электрики включают аварийное освещение.
— Осмотреться в отсеках!
Доклады радуют: никаких серьезных повреждений. Самое важное — внутрь лодки не поступило ни кайли воды (с приходом в базу повреждения все же нашли: в кормовых торпедных аппаратах погнуло тяги; размещенные в надстройке, эти аппараты оказались ближе к мине).
Сила взрыва теперь была иной, чем мы испытали на «К-3», — гораздо слабее. В чем же дело? Наверняка в расстоянии. Тогда корпус лодки, по моим расчетам, был в 20–25 метрах от разорвавшейся мины, а сейчас — в 35–40. Словом, на глубине 70 метров мины противника не страшны! Что ж, мы ведь сами минеры, оружие это нам хорошо знакомо, и кому как не нам укротить минную опасность. В те дни я ощущал радость дрессировщика, который убедился, что тигры покорились ему.
После зарядки батареи мы снова на позиции. Но проходит час за часом, день за днем, а противник по-прежнему не появляется.
Десятый день… Я помогаю вахтенному офицеру Апрелкову приобрести навыки в штурманском деле.
— Определите место корабля по вершинам гор. Но сначала осмотрите горизонт.
Лейтенант поднимает перископ и начинает медленно его вращать.
— Вижу — с востока идет конвой! — докладывает он и приглашает меня к перископу.
Вглядываюсь в ровную черту горизонта — из-под воды торчат мачты кораблей.
Звучит сигнал боевой тревоги. Маневрируя, лодка подкрадывается к врагу. Теперь конвой можно разглядеть: он состоит всего лишь из одного транспорта и двух эскортных кораблей.
Условия для атаки идеальные. Мелкая волна, ветер дует с моря, то есть от нас, пасмурная погода не позволяет «зайчику» (отражению от стеклышка на верхней головке перископа) оказаться в поле зрения вражеских наблюдателей.
Точку залпа выбираем удачно, все наши расчеты сходятся точно, одним словом — лучше и не придумаешь; потирая руки, я полагал, что победа уже у нас в кармане. За 2–3 минуты до залпа я опустил перископ — в следующий подъем надо стрелять.
Угол упреждения установлен, поднимаю перископ. Но что это? О проклятие! Конвой совершает поворот. Я с досадой смотрю на удаляющиеся корабли. В чем дело? Неужели нас заметили? Этого не могло быть. Ведь, обнаружив подводную лодку, сторожевые корабли немедленно бросились бы в атаку, пошли на таран, начали кидать на нас глубинные бомбы. Между тем корабли не выказывали ни малейшего беспокойства. Может быть, конвой следовал зигзагом и сделал свой очередной поворот? Нет, теперь он придерживался прямого курса. Остается предположить, что гитлеровцы решили подойти ближе к берегу: около него безопаснее. Так оно и было: пройдя 6–8 миль, конвой подошел к береговой черте и продолжал движение вдоль нее.
Мы получили радиограмму с приказом возвратиться в базу. Был поздний вечер, и я решил остаться на позиции до утра. Всю ночь мы маневрировали, надеясь обнаружить противника, но наши старания результата не дали. А как хотелось вернуться домой с победой!
Поход завершился без единого выстрела. Но был ли оп уж таким бесполезным? Быть может, наши сведения о новых минных полях пригодятся подводной лодке «С-56» и ее командиру Григорию Ивановичу Щедрину? Ведь этой лодке предстоит отправиться на те же позиции, на которых только что были мы. А наш опыт форсирования минных полей на глубине? И все же возвращаться без победы тяжело. Меня не покидало чувство какой-то вины, а ее не было: экипаж выполнил свой долг, сделал все, что в человеческих силах.
Мария Михайловна Левис (1890–1991), родившаяся в интеллигентной еврейской семье в Петербурге, получившая историческое образование на Бестужевских курсах, — свидетельница и участница многих потрясений и событий XX века: от Первой русской революции 1905 года до репрессий 1930-х годов и блокады Ленинграда. Однако «необычайная эпоха», как назвала ее сама Мария Михайловна, — не только войны и, пожалуй, не столько они, сколько мир, а с ним путешествия, дружбы, встречи с теми, чьи имена сегодня хорошо известны (Г.
Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.