В центре внимания - [4]

— Постой, я понял! Маленький крылатый дух, которого Сёма выручил из беды!

— Да, он самый.

— Под сводами древнего храма в долине Нила…

— Ну да, там же действие как бы в Египте происходит. И декорации, натурально, изображают храм. Он, мальчишка этот, и спрятался-то не так далеко, просто как бы… ну, попал в другое измерение. Так хотел убежать от этих щупалец, что чуть не вывалился из нашего мира куда-то во внешний мрак. В царство хаоса. Как-то так мне Сёма потом объяснял.

Саша рассеянно отхлебнул остывшего чаю.

— Царство хаоса… То есть Великашина вотчина, да? То есть это все он там устроил.

— Конечно он! Кто же еще?

— Но зачем? Какой смысл? Просто испортить спектакль?

— Ну что значит просто испортить спектакль? Во-первых, испортить спектакль не так-то просто! Ему даже в роли режиссера это никогда не удавалось в полной мере. Во-вторых, конечно, его замысел был масштабнее. Он искал, куда бы вбить клин, чтобы треснула… как бы это сказать… ткань мироздания. И посеять туда зерно хаоса. А зерно всякого хаоса — это страх. Тревога, потом ужас, потом паника и отчаяние — и вуаля, Всемуконец является во всей красе.

— И он всерьез рассчитывал, что ему удастся напугать… ну ладно, маленького мальчика или этого бедного тенора, но напугать Сёму?

— Почему бы нет? Не забывай, об истинной сущности Сёмы он не догадывался. А напугать просто так себе супергероя… — Ваня вздохнул. — Это ему вполне под силу. Он хотел начать с нас, вывести нас из строя, а там уже перекинуться на остальных. Тенор, кстати, попал под раздачу случайно. Всемуконец принял его за одного из нас. Обо мне он еще ничего не знал, но догадывался, что в команде супергероев должно быть пополнение, и именно за счет тенора. Вот и досталось бедному Тамино ни за что.

— Но тебе тоже немного перепало.

— Ну, это ерунда… и это уже точно совершенно случайно. Просто я там рядом оказался.

— Понятно. Но дальше все в порядке было? Никто больше не терялся, спектакль нормально допели?

— Никто не терялся, но кое-что еще произошло. Под самый занавес, в буквальном смысле слова. Я там так и остался за кулисами, в ложу уже не пошел. Волновался, вдруг еще что-то случится? Но все шло гладко, как-то даже подозрительно гладко. А я там стою, колонну подпираю, и чувствую, что прямо волосы на голове трещат от нехорошего предчувствия, как от электричества. И про себя секунды отсчитываю до окончания спектакля. Мне почему-то казалось, что когда занавес опустится, уже ничего страшного случиться не может. И вот последние минуты идут: силы тьмы повержены, все поют гимн, Верочка обнимается со своим Тамино. И всю сцену вдруг заливает свет, и восходит солнце. Круглое такое солнце, здоровенное, поднимается вверх у всех над головой. На трех тросиках. И никто ничего плохого не ждет, и никто не оглянется. И только я из-за кулис увидел, как лопнул тросик, на котором солнечный диск висит. Один… потом второй… Еще секунда — и третий лопнет, и солнце обрушится на землю. Точнее, не на землю, а на тех, кто там стоит, внизу… И только Вера может еще остановить время и всех спасти, но она продолжает обнимать тенора и ничего не видит. И Сёма может что-нибудь сделать, но он стоит спиной к заднику и тоже ничего не видит. Потом-то они заметили, в последнее мгновение… но было поздно. Они ничего не успели сделать. Ничего.

Ваня поднял на него серьезные глаза, выдержал паузу и веско заключил:

— Потому что за них все сделал я.

— Но как… А, я понял! Твоя суперспособность! Ты же мог удержать солнце в воздухе. Или не мог? Оно ведь, наверное, тяжелое.

— Тяжелое, да. Пришлось поднапрячься. А главное — я тогда еще не очень управлялся со своей суперспособностью, и мне надо было стоять поближе к предмету, который я хочу поднять. Особенно когда предмет такой громоздкий. И тогда я просто выбежал на сцену, присоединился к хору и запел.

— Браво!

— Ага. Вот и они потом сказали «браво». И еще много чего мне потом сказали! Потому что не мог же я на сцену выскочить как есть, в джинсах и рубашке… там хоть и полно народу, а все равно меня из зала было видно. Поэтому я там прямо за кулисами схватил какую-то тряпку, какая под руку подвернулась, и на себя набросил. И потом уже туда вышел и запел вместе со всеми. И я впопыхах не разобрал, что такое я на себя напялил. А потом оказалось, что это…

— Дай я угадаю! Платье Царицы ночи?

— Ну ты уж совсем! — Ваня неодобрительно покачал головой. — Как бы она его там, за кулисами, оставила? Голой ей, что ли, по театру разгуливать? У нас приличный был спектакль, детский почти. Не Великаша же ставил. Нет, это было не платье. Это был такой… пеньюар. Розовый. Кружевной. С оборочками. Он на Папагене был в предыдущей сцене, а потом она его как бы снимает…

— Стоп. Как это она его снимает, когда у вас детский спектакль, к которому Великашу на пушечный выстрел не подпускали?!

— Так там все прилично было. Под пеньюаром у нее красивая комбинашка, и она, значит, в ней поет дуэт с Папагено про семейные ценности, а потом они накрываются этим пеньюаром и убегают со сцены. И все млеют, умиляются и бешено аплодируют. А Папагена у нас была дама статная, так что пеньюар мне пришелся в самый раз, даже великоват чуток. В общем, пока я солнце на небо поднимал, мне вообще все равно было, что там на мне надето и что публика подумает. А вот пото-о-ом… Короче, я им наврал, будто бы я это на спор сделал.