В центре внимания - [3]

— То есть как это исчез? Прямо на глазах у всех? — удивился Саша.

— Нет, не так эффектно. Просто прошел к себе в гримерку, и потом его больше никто не видел. Ему на сцену пора, помреж хватился — нету Тамино. Ищут, зовут — не отзывается. А гримерша, которая с ним работала, и говорит: а что вы хотите, у него нервный припадок был! Все в шоке: какой такой припадок? Да вот, говорит гримерша, что-то у него с головой приключилось, он змеи испугался до смерти, аж заикаться начал, бедный! Какой такой змеи? Ну вот той самой, которая там в самом начале, от которой Тамино убегает.

— Так она же… не настоящая!

— Ага. Вот и все говорят: она же не настоящая! Тряпочная змейка на каркасе, симпатяга такая, с рожками, в глазах фонарики, а внутри у нее — статисты, которые ее по сцене туда-сюда двигают. Но у него, видать, и правда в голове что-то помутилось. И ему пригрезилось, что змея настоящая, и рога настоящие, и в глазах, понимаешь, адское пламя. Он слова забыл, ноты забыл… кое-как дотянул до конца сцены, потом — бегом к себе в гримерку, а потом вот пропал.

— А Сёма? А Вера?

— Ага. Сёма и Вера. Вот тут-то я и понял, что началось что-то интересное, потому что… они тоже пропали. Не видать ни того, ни другого, и никто не знает, куда подевались, и на звонки не отвечают. Потом кто-то вспомнил, что Веру вроде видели, когда она в трюм спускалась. Зачем, спрашивается? Ей по роли ничего такого не полагается… Но я уже вникать не стал, просто побежал тоже в трюм. И, главное, там же обычно народ крутится, а тут — ни души, коридоры пустые. И я дверь на себя потянул, а за ней темнота… И я так, знаешь, попятился инстинктивно, но было уже поздно.

— То есть… в каком смысле поздно?

— В прямом. То, что там притаилось за дверью… оно меня уже в себя засосало, и я провалился. Только помню, что за дверную ручку взялся и дернул, и дальше — все, темнота.

Ваня нахмурился, вглядываясь в пустую коробку из-под печенья, словно и в ней таилась жуткая неназываемая бездна.

— Не могу объяснить, — сказал он беспомощно и вздохнул. — Знаешь, такое бывает, когда начнешь засыпать, и вдруг как будто кто-то за ногу тебя потянул и ты падаешь… хотя куда ты можешь упасть, когда кругом тебя кровать? Вот тут что-то похожее. И я все падаю и падаю куда-то вниз, как Алиса в кроличьей норе. Только в отличие от Алисы ни хрена вокруг не вижу. Причем там даже не то чтобы темно… темнота, она хотя бы… ну, черная, что ли. Ну то есть ты хотя бы понимаешь, что просто темно и поэтому ничего не видно. А тут не темнота, а такое… ничто. И только я один среди этого ничего еще трепыхаюсь, как мотылек, но сейчас и это закончится. Все, оттрепыхался.

Он снова надолго замолчал. Саша тихонько поднялся и достал из шкафа новую пачку печенья. Шорох упаковки заставил Ваню очнуться, и его остановившийся взгляд прояснился.

— Не знаю, сколько времени прошло, — продолжал он, — только следующее, что я помню, это как мне кто-то ботинком заехал по печени. И вот честное слово, это было одно из самых приятных ощущений в моей жизни! Потому что сразу стало ясно, что я еще живой, что я здесь не один, и вообще… если у человека есть печень, значит, можно еще потрепыхаться. Ну и тут я как будто проснулся, снова светло стало. Смотрю — я на полу лежу, и чьи-то ноги у меня перед носом. То есть кто-то там шел и об меня споткнулся. А, и ругаются еще вроде… по-русски! Глаза поднимаю — там Вера стоит, а рядом с ней — наш тенор. Ну, тот, который потерялся. Целый и невредимый, только с лица спал и глаза на меня выпучил. В общем, подняли меня, отряхнули, стали расспрашивать. Я наврал, что просто голова закружилась, давление и вообще… А он смотрит на меня внимательно, и вижу, что ни словечку моему не верит. Ну и я тоже, конечно, понял… что он не тряпочной змеи там, на сцене, испугался. С ним что-то такое же было, ну или похожее. Я-то уже знал, что всякое бывает, а все равно… страшно мне было там в темноте, и тошно, хоть волком вой. Да я, может, и выл, не знаю. Вот и на него тоже накатило, и он просто сбежал и спрятался. Хотел спрятаться, точнее, да все не мог, все ему казалось, что его преследует… вот это вот, непонятно что. Идет за ним по пятам, и в конце концов загнало его в трюм. А там уже его Вера нашла и вытащила снова на свет.

— А Сёма?

— Ну, он тоже потом нашелся.

— Об этом я догадался. А где он пропадал?

— Там еще одна проблема обнаружилась. Только не сразу заметили, потому что персонаж не из главных… В общем, там же в «Флейте» вот эти три мальчика-гения, и их на этот раз пели действительно мальчики. Ну, пацаны из музыкальной студии, маленькие совсем, у которых еще голос не поломался. Очень смешные, и так старались, и зал прямо весь растаял от умиления. И вот один из них тоже потерялся. Тревогу забили не сразу, но уж когда заметили… ох что тут началось! Одно дело — когда здоровый толстый тенорище потерялся, и другое — ребенок.

— Но все ведь обошлось?

— Ну да. Нашли парня, прямо в антракте и нашли, и даже начало второго действия не задержали. Ну то есть вообще-то как раз задержали, но только никто этого не заметил.

— Вера, да?

— Ага. Остановила время, пока Сёма там рыскал по театру и искал пропажу. Никто ничего не заметил, и я в том числе, это потом уже они мне рассказали. А мальчик нашелся, и даже сам вылез из угла, где все это время прятался. С ним та же история приключилась: ему вдруг привиделось, будто Царица ночи — не добрая тетенька в костюме из черной занавески, которая его на репетициях конфетами угощала, а самая что ни на есть… ну, воплощенная тьма. И щупальца свои будто бы к нему тянет, а он от нее бежит и нигде не может спрятаться. Забился в укромный уголок, где декорации стояли, и… и чуть не провалился в никуда, как это со мной было. И Сёма его насилу отыскал.