В бурном потоке - [130]

Адриенна рассматривала набросок, насупив слегка вздрагивающие брови.

— Ну как? Досыта нагляделись? — спросил Каретта, наклоняясь через ее плечо.

Адриенне казалось, что она чувствует сквозь блузку его дыхание. Она быстро кинула лист на стол и отступила в сторону.

— Больше, чем досыта. — Глаза ее потемнели.

Елена, с беспокойством наблюдавшая за дочерью, поспешно подошла к ней и обняла ее за талию.

— Ты же должна понять, детка, что это всего-навсего эскиз — не правда ли, Бруно?

— Разумеется. Я для любого портрета делаю себе такие предварительные заметки. — Под черными усиками Каретты вновь заиграла фатальная усмешка. — Правильно прочесть эти заметки в состоянии лишь тот, кто их делал.

Адриенна принудила себя отвечать сухо и по существу, тем не менее в голосе ее нет-нет да и проскальзывали нотки прадеда-откупщика.

— Разрешите мне быть иного мнения. Ваши заметки столь же общепонятны, как и… пошлы, чтобы не сказать низки.

Лицо Каретты исказилось, но затем вновь обрело обычную гладкую, благопристойную красивость.

— Ах, эти женщины! — проговорил он напыщенно. — Недаром я обычно пишу только мужчин. Уж если мужчины тщеславны, то настолько, что остерегаются показать разочарование. А женщины непременно требуют что-то подправить в своем портрете. Женщины всегда недовольны. Всегда считают, что их изобразили недостаточно красивыми, интересными, очаровательными. — Он уже кричал: — Каждая женщина, которую пишут, желает быть наново созданной. А это задача бога или пластической хирургии, а никак не художника. — Он порвал рисунок, бросил клочки на пол и стал их топтать, как обозлившийся мальчишка.

Наступило неловкое молчание. К удивлению Адриенны, первой нашлась Елена, которая обычно в подобных ситуациях оказывалась совершенно беспомощной.

— Дети, дети, надеюсь, вы не собираетесь вцепиться из-за меня друг другу в волосы! Адриенна, дорогая, я, конечно, очень тронута, что ты так горячо за меня вступаешься, но прошу тебя, умерь свой пыл! А вы, Бруно, тоже не должны вести себя, как разъярившийся Риголетто. Это вам совсем не к лицу… Но теперь и мне любопытно взглянуть на наброски.

И прежде чем Каретта, слишком поздно понявший ее намерения, смог ей помешать, Елена нагнулась и подобрала обрывки. Когда она составила их вместе, как головоломку, в углах рта у нее появились две горькие складочки. Но это длилось лишь какое-то мгновение. Она тут же с шутливой веселостью воскликнула:

— Нет, вы только посмотрите, как оригинально! Когда Бруно топтал рисунок, он следом подошвы приделал мне шляпу. И еще какую элегантную! Погляди, дорогая!.. Куда же ты?.. Останься, Адриенна!

Но на этот раз Адриенну нельзя было удержать. Зажав ладонями уши, она без оглядки бежала по длинному коридору к себе в спальню и там сразу же распахнула все окна. После удушливой атмосферы, которой она надышалась в будуаре Елены, ей необходим был свежий воздух.

Только взглянув в зеркало, Адриенна поняла, до какой степени она выведена из себя: волосы растрепаны, щеки пылают, на глазах слезы. Это ее отрезвило. Она вела себя, как девчонка! Брать на себя роль гувернантки своей матери! Что сказал бы на это Душан?.. Сказал бы? Скорее всего он просто начал бы насвистывать, насмешливо, сочувственно и успокаивающе.

Зачесывая упавшие на лицо волосы и поправляя галстук, Адриенна и сама принялась насвистывать. Продолжая насвистывать, стала отбирать в поездку белье, платье, туфли. Мысль об этой поездке назад, в Женеву, к Душану (быть может, с препятствиями, но все же назад, к нему), представление это, до сих пор возникавшее лишь как неясный, быстро тающий мираж, вдруг обрело форму, материальность, стало реальным. Адриенна увидела себя сидящей в поезде у окна. Увидела вынырнувший вдруг длинный серо-желтый пакгауз на станции Женева-товарная и за ним лесистую вершину парка Кропетт. Увидела блокпост возле изуродованного клена, о котором Душан писал:

«Я каждый день хожу теперь на вокзал и провожу несколько минут у блокпоста, возле большого клена, в который прошлым летом ударила молния. Помнишь, Лисенок? Там пахнет дымом и чужими краями, и, как ни смешно, запах этот наводит меня на несуразную мысль, что, может быть, в одном из прибывающих поездов ты вдруг покажешься у окна и начнешь мне махать».

Адриенна знала это письмо наизусть. И все же она побежала к письменному столу, чтобы еще раз его прочитать. Только она достала из ящика конверт, как ей послышалось, будто перед дверью скрипнули половицы. Она кинула письмо обратно в ящик и обернулась.

VI

В комнате стоял Каретта. Гибким, вороватым движением он прикрыл за собой дверь и, в виде приветствия, поднял указательный палец. В глазах его блеснул иронический огонек.

— Я, кажется, помешал вам ознакомиться с важным письмом? — Он выдержал паузу, но, так как Адриенна ничего не сказала, сделал вид, что и не ждал ответа. Вкрадчиво-непринужденным тоном светской беседы он продолжал. Теперь Каретта говорил на чистейшем немецком языке, без всяких ошибок, итальянский акцент почти вовсе не ощущался. — Прошу меня извинить за такое вторжение. Но я не мог поступить иначе, я считал себя обязанным объяснить свой давешний поступок. — Каретта снова остановился, выжидая, как примет это Адриенна.