В бурном потоке - [125]

Его мигающий и в то же время пронизывающий взгляд задержался на Роберте. Тот спокойно и непринужденно ответил, что здесь, очевидно, какое-то недоразумение. Секретарь уехал в Москву, чтобы встретиться с тамошними чешскими организациями, и поэтому не мог быть направлен сюда. А за работу печати, если под этим подразумевается издание новой газеты «Голос свободы», отвечает, кстати сказать, именно он, Каливода. Пока что, во всяком случае. Пока не найдется товарищ, который освободит его от редакционной работы. Специалист, так сказать. На сегодняшний день, правда, надежда на то, что отыщется настоящий редактор, очень слабая. Но, может быть, секретарю удастся раздобыть в Москве подходящего человека: ему дали такое поручение… только… согласно полученным сведениям… и вообще… короче говоря, пока не остается ничего другого, как Роберту продолжать одному делать «Голос».

— С начала и до конца, — заключил он, как бы извиняясь и в то же время гордясь. — От редактирования до набора и печати.

— Вот дьявол! — добродушно сказал железнодорожник. — Только одну мелочь товарищ Каливода забыл упомянуть: что он квалифицированный печатник… Да, да. И я сказал бы — вовсе неплохой. Как ты считаешь, Шура?

— Неплохой! — возмутилась она. — Хотела бы я знать, кто другой мог бы сделать то, что сделал он с нашей типографией! Надо вам сказать, товарищи, — обратилась она к Петрову и казаку, — что после налета юнкеров на нашу старую подпольную типографию не нашлось никого, кто бы мог организовать новую, эти бандиты разогнали наших наборщиков. А мы как раз должны были отпечатать листовку «Долой Временное правительство, долой войну!». Представляете, в каком мы были положении. Никто не знал, что делать. Пока Ваське не пришло в голову обратиться к товарищу Каливоде. Роберт Робертович сразу согласился нам помочь. Дайте мне только двух-трех толковых ребят, умеющих обращаться со слесарным инструментом, сказал он, и все, что осталось от шрифтов, все равно, целое или поломанное, и через четыре дня можете печатать свою листовку. Разговор был в пятницу. А в понедельник он уже наладил нам маленькую типографию и обучил самому необходимому двух наших товарищей… Мы глазам своим не верили. И это еще не все. Я могла бы вам рассказать…

— Только не сейчас, товарищ Шура! — перебил ее Петров. — Сейчас мы должны поговорить с товарищем о газете и прочих чехословацких делах.

— Да, это необходимо! — вставил Федоренко.

Замечание было неожиданным. До этого казак сидел молча, будто безучастный ко всему. Время от времени он сколупывал со свечи застывшие капли стеарина и бросал их в пламя. Теперь он так решительно отодвинул от себя служившую подсвечником бутылку, что свеча чуть не погасла, наклонился через стол к Роберту и стал торопливо, чересчур громко, словно наверстывая упущенное, говорить.

Удачно, что как раз Роберт ответственный за прессу у чехословаков. Очень удачно. Потому что именно об этом следует откровенно побеседовать, как товарищ с товарищем. Сама по себе газета, то есть «Голос свободы», делается очень неплохо, но этого уже недостаточно при сегодняшнем… Ах, так, Роберту, видимо, кажется странным, что кто-то берется судить о газете, не зная языка. Да это и в самом деле странно, если бы… тут-то собака и зарыта!.. Если бы у этого человека не было зятя, который знает по-чешски. Он попросил зятя перевести ему «Голос свободы». Разумеется, не ради собственного удовольствия, а по поручению партии, чтобы затем доложить городскому комитету… Ну, и мнение товарищей о газете такое, что она не то чтобы пишет неправильно, а тем более вредно… напротив, статьи о войне и Интернационале, о всемирной революции и тому подобное — полезные статьи… Но если сложить одно к одному и подвести итог, получается: чего-то не хватает. И как раз того, что такая газета, как «Голос», просто обязана сказать своим читателям. Особенно тем читателям, которыми в настоящих условиях нужно заниматься в первую очередь. Имеются в виду солдаты чехословацких частей. Совершенно конкретно…

— Да оставь ты меня, Петров! — отмахнулся Федоренко от седовласого, который уже некоторое время пытался знаками и дергая казака за рукав, его остановить. — Я нарочно рублю сплеча. В конце концов чехословацкие легионы — это самое неясное в наших расчетах. И в расчетах других тоже! Как обстоит дело? В теперешней ситуации, когда революционное разложение армии и всего старого аппарата власти идет быстрыми шагами, — что приводит в ярость господ империалистов и контрреволюционеров, — в этой ситуации сохранилась лишь одна хорошо организованная и хорошо вооруженная армия, а именно, чехословацкие легионы. Немудрено, что реакционный лагерь на нее зарится. И не в последнюю очередь потому, что иностранные солдаты, как считают империалисты, будут меньше прислушиваться к лозунгам: «Мир! Хлеб! Земля!», которые очень даже понятны нашим. Контрреволюция предпримет все возможное, чтобы перетянуть к себе чехов. Для чего? Ну, это яснее ясного. Чтобы они помогли помещикам сохранить свои земли, а буржуазии — ее фабрики и заводы. Чтобы французские, английские, американские финансовые воротилы могли по-прежнему выкачивать прибыли из царских займов и своих капиталовложений в России. Чтобы спасти правящий класс и его правосоциалистских, или социал-революционных, или конституционно-демократических и прочих министров-марионеток от народного гнева. Словом, они должны помочь задушить революцию… Но простым легионерам, солдатской массе это, разумеется, так прямо не говорят. Им говорят: если Россия выйдет из войны, наши западные союзники не смогут разбить центральные державы. А если Германия и Австро-Венгрия не будут разбиты, вы, чехи, по-прежнему останетесь под гнетом Габсбургов. Следовательно, говорят они, ваше место на стороне тех, кто хочет помешать России выйти из войны, кто желает довести войну до победного конца. Но для этого надо сначала обезвредить разлагающие элементы на фронте и в тылу. Как видите, война против внешнего врага не может вестись без войны против врага внутреннего, и если мы союзники в одной войне… ну, и так далее!