В боях за Украину - [10]

Весенняя распутица сковала действия сторон, началась перегруппировка сил по обе линии фронта, наступила оперативная пауза, после которой возобновление наступательных действий было бы началом летне-осенней кампании 1943 года.

Обе стороны получили возможность подвести некоторые итоги ожесточенных восьмимесячных боев — итоги величайшей битвы, получили возможность оценить сложившуюся обстановку на фронте, взвесить перспективы надвигающейся летне-осенней кампании третьего года войны. Каждая из сторон должна была рассмотреть и стратегические задачи всей кампании, и оперативные задачи, вытекающие из установившейся линии фронта с ее выступами, с ее рельефами, с ее местными условиями на каждом отдельном участке.

Естественно, что и перед 62-й армией встали новые задачи. Ставка Верховного Главнокомандования передала 62-ю армию в состав войск Юго-Западного фронта с передислокацией ее из-под Сталинграда в район Купянска и Сватово, на Северный Донец.

Наступил час прощания со сталинградской землей. Армия перед отправкой на Северный Донец была дислоцирована в селах, расположенных вдоль Ахтубы. Армия отдыхала. Мы принимали пополнение в сильно поредевшие части, принимали технические средства усиления, осваивали новую технику.

Уходили от нас командиры, уходили целиком некоторые соединения. Верховное Главнокомандование рассредоточивало сталинградцев по различным объединениям, чтобы шире распространить в Красной Армии их боевой опыт. К нам пришли на пополнение новые дивизии, новые воинские соединения.

Бойцы 62-й армии покидали Сталинград, город, за который они сражались около двухсот дней и ночей. Это была изнурительная, смертельная борьба. В те дни и ночи, поглощенные этой борьбой, мы не могли до конца объяснить самим себе, какую роль играла наша борьба в большом стратегическом замысле, в общем ходе войны. Мы лишь догадывались, что, чем труднее нам в городе, чем больше вражеских сил мы оттянем на себя, перемолотим их, тем скорее придет наша общая победа.

Мы уходили из города, который только символично мог быть назван городом. Все было до основания разрушено, ни одного целого остова дома, ни одного заводского корпуса. Снежные сугробы прикрывали обломки.

Мы оставляли руины Сталинграда.

Над этим белым мертвым пространством ветер разносил тошнотворный трупный запах. Трупы не успевали убирать. Они лежали рядами, как бы разбивая на этапы немецкие попытки взять город штурмом.

Какие же, думалось, нужны будут силы и средства, чтобы восстановить город в его былой красе, чтобы вернуть к жизни его опустевшие, мертвые здания и улицы?

Даже Волга-матушка, вечно живая, вечно животворная, и та под покровом льда и снега, застыла словно бы покрытая белым саваном. И только огромная полынья против Красной Слободы напоминала, что Волга течет, как течет и время…

Мы уезжали из города и прощались с родными и любимыми, прощались с теми, кто навсегда остался на этой земле.

Мы отправлялись в дальний и трудный путь и не знали, кому из нас суждено будет еще раз увидеть этот город, пощадит ли кого из нас судьба — нам предстояли битвы с жестоким и сильным врагом. Никто не обольщался надеждой, что полная победа достанется быстро и легко.

Мы поклялись памятью наших Погибших друзей, что будем сражаться до последней капли крови.

Приближался час отъезда. Я обхожу эшелоны, в которые грузится армия. Сосредоточены лица бойцов, на глазах ветеранов слезы.

Гудок паровоза — без огней, без световых сигналов поезд тронулся в темноту, в неизвестность, в новое…

Нелегким тогда было передвижение эшелонов по железным дорогам. Враг, уходя с советской земли, пытался все разрушить до основания. Взрывались мосты, подрывалось полотно железной дороги, увозились на запад рельсы. Наши славные железнодорожники в невероятно сложных условиях, в удивительно сжатые сроки умудрялись восстанавливать железнодорожные пути буквально по развороченным насыпям.

Направление — Купянск и Сватово. Украинские города, узлы железных и шоссейных дорог, только что освобожденные нашими войсками.

Военный совет армии разместился в двухосном старом пассажирском вагоне. Его так же мотало, как и товарный вагон. Но если бы только мотало. Это обозначало бы движение. Мы, право, больше простаивали.

Мне вспомнился переезд 43-го стрелкового полка из Кургана в Великие Луки в 1920 году, в годы разрухи и гражданской войны. Нас тогда везли по железной дороге около тридцати суток. Расстояние от Сталинграда до Сватово — Купянска в пять-шесть раз короче, чем от Кургана до Великих Лук. Однако перегон эшелонов занял больше недели.

Из окна вагона видны пристанционные постройки. Ни одной уцелевшей станции. Полуразрушенные, с зияющими провалами окон, кирпичные остовы вокзалов, пепелища, обгоревшие печные трубы там, где когда-то стояли жилые дома.

Вокзальчики сколочены из шпал, из досок от разбитых вагонов. Чем только их отапливали?

На платформах безлюдье. Изредка увидишь женщину с ведром соленых огурцов. Это единственное, что можно было купить по дороге в разоренном крае. Люди голодали.

Мы с начальником штаба армии Николаем Ивановичем Крыловым не выдержали этой езды. На одной из станций выгрузили «виллис» и пустились в поиски штаба Юго-Западного фронта по пробитым в снегах дорогам! Несколько раз пришлось останавливаться на ночлег в почти опустевших селениях, в случайно уцелевших хатах. Мы имели возможность воочию убедиться, что такое мародерство гитлеровской армии. Отступая, гитлеровцы вывозили все, что можно было вывезти, а что нельзя было вывезти — сжигали и уничтожали.