В борьбе за трон - [8]

Как ни тягостно было леди Бетси Килдар, но воля отца заставила ее принимать участие в жизни короля-тирана и стать фрейлиной его дочери – принцессы Елизаветы, дочери Анны Болейн.

– Леди Бетси, – продолжала Елизавета, – король не мог помиловать Генри Говарда: ведь он был государственным преступником. Странно, – задумчиво пробормотала она про себя, когда Бетси не ответила ничего, безучастно уставившись взором в пространство и будучи совершенно поглощена своим жестоким горем, – странно, как это можно любить государственного преступника или просто симпатизировать ему. Если женская гордость утрачивается в любви или дружбе к мужчине, то я не хотела бы изведать это чувство.

– Но со временем вы изведаете его, ваше высочество, и тогда вам припомнятся мои слезы.

Принцесса покачала головой и возразила почти сердито:

– Нет, нет! Я читала песни Сэррея; они прекрасны и нежны, но это – сладкая отрава. Разве моей матери не пришлось умереть раньше времени из-за того, что она упивалась подобным ядом? Что такое влюбленная женщина, как не раба? О, я хотела бы лучше быть мужчиной!

Она прошлась взад и вперед по комнате.

Бетси Килдар вздохнула. Даже в этом подростке не встречала она сочувствия. Еще менее того была склонна Елизавета замолвить слово в пользу осужденного. В ней явно сказывалась кровь Генриха VIII.

В это время в комнату вошла графиня Килдар и, бросив на дочь строгий взгляд, сказала:

– Бетси, только что полученное известие подтверждает, как сильно заблуждалось твое сердце. Брат обезглавленного Сэррея – Роберт Сэррей – прислал королю письмо с отказом от подданства. Его привез посланный Уорвиков. Он отправляется к врагам короля, в Шотландию. Такая изменническая мысль не могла возникнуть в голове мальчика; она внушена ребенку бунтовщиком – старшим братом; это он внедрил ее в детское сердце.

– Уорвик был его наставником? – воскликнула Елизавета. – Английские лорды в рядах шотландцев! Хорошо сделают, если разобьют гербы этого рода.

Бетси Килдар не проронила ни слова. Ее сердце было готово разорваться. Леденящая дрожь пробегала по ее членам. Как холодно, как бессердечно говорила это мать в тот момент, когда еще теплая кровь Сэррея текла потоками на сырую землю, а ведь она знала, как дорог был умерший сердцу дочери! Молодая девушка украдкой выскользнула из комнаты и колеблющимися шагами направилась к себе в комнату, чтобы поплакать там и помолиться. Ей казалось, что теперь порвана последняя связь, которая еще соединяла ее с жизнью, с родными и со всем, что она любила во время краткого лета своего существования.

Вдруг послышался легкий стук в дверь, и к леди Бетси вошла дама под вуалью.

Молодая девушка подняла взор и невольно испугалась при виде этой исхудалой фигуры с бледным лицом, этих зловеще сверкающих глаз, пытливый взор которых как будто пронизывал ей душу.

Вошедшая подала леди Килдар запечатанный пергамент, тихо промолвив:

– От графа Уорвика!

Леди Бетси вскрыла письмо. То был почерк мальчика, а не твердая рука старого лорда.

«Миледи, – гласило это послание, – проливается кровь моего убитого брата, и я отправляюсь в Шотландию. Лорд Уорвик говорит мне, что хотя принцесса Мария Шотландская и помолвлена с принцем Уэльским, однако ее родные и не думают отдавать царственное дитя убийце нашего дорогого Генри. Стюарты имеют притязания на английский престол с той поры, как Генрих VIII отринул свою первую законную супругу. Поэтому для меня не может быть ничего лучше, как посвятить свою жизнь службе им. Прощайте, леди Бетси, и да благословит вас Бог за преданную дружбу к моему несчастному брату. Молитесь, чтобы мне удалось со временем отмстить за его смерть.

Роберт Говард, граф Сэррей».

– И он погибнет в свою очередь, – печально прошептала леди Килдар. – Бедный мальчик! Неумолимый рок влечет его от веселого отрочества к мрачному жребию.

– Вы горюете? – воскликнула Маргарита Мор (таинственная посетительница была именно она). – Неужели благородный Сэррей, предсмертное проклятие которого возмутило все сердца в Англии против дикого произвола короля Генриха, мог быть дружен не с существом с гордой душей, а с какой-то слезливой женщиной, изливающейся в малодушных жалобах? Неужели вы способны смотреть на льющуюся кровь, не пылая ненавистью к убийце, можете плакать, не проклиная?

– Кто вы такая? Что могу сделать я, слабая женщина? Скажите мне, что могу я совершить, чтобы быть достойной Сэррея, а потом спрашивайте, стоила ли я того, чтобы Генри был моим другом.

Маргарита протянула свою худую руку и, схватив прекрасную, обнаженную руку леди Бетси, блиставшую белизной, прошептала, сверкая глазами:

– Будь я так красива, как вы, я не плакала бы и не предавалась бы бессильному отчаянию, когда бешеный злодей замучил моего отца. Я вскружила бы голову развратнику своею улыбкой и умертвила бы его ядом ненависти; я наслаждалась бы его мучением…

– Перестаньте! – содрогаясь перебила леди Килдар. – Уже одно подозрение, что я отгадала вашу мысль, внушает мне ужас. Лучше смерть, чем подобное лицемерие! По-вашему, мне следовало бы дарить улыбкой убийцу моего лучшего друга, следовало бы найти в себе достаточно силы, чтобы скрывать свою ненависть и презрение к злодею под маской любви?