В борьбе за трон - [39]

– Ваше величество, – сказал Сэррей, обращаясь к трепетавшей женщине, – серьезно ли вы хотели прибегнуть к пытке? Отвечайте скорей и, если даже вы принудите себя солгать, эта ложь будет вам во спасение.

Мария Лотарингская гордо выпрямилась; казалось, словно это оскорбление оживило ее упавшее мужество и отогнало страх.

– Роберт Говард, – ответила она, – я не лгу; я заставила бы пытать вас, если бы вы не сознались; я ненавижу вас, как шпиона графа Аррана. Теперь вы – победитель, но я не жду никакой пощады и даже не приняла бы ее от вас.

В это мгновение с шумом раскрылась решетчатая дверь, но по каменным плитам раздались не тяжелые шаги вооруженных людей, как этого, быть может, ждала Мария Лотарингская, а легкие, воздушные шаги ребенка.

– Королева! – воскликнул пораженный Сэррей, и волна радостного чувства наполнила его сердце, так как он решил, что никто другой, кроме леди Сейтон, не мог привести сюда Марию Стюарт.

Королева-мать вздохнула с облегчением, но в то же время краска негодования выступила на ее щеках, так как она догадалась, кто раскрыл план ее действий и избрал этот решительный способ помешать ее намерениям.

– Как ты попала сюда? – строго, со сверкающими глазами спросила она дочь.

Но Мария Стюарт поспешно подбежала к Сэррею и со слезами радости воскликнула:

– Слава Богу, что вы живы, что вам еще не сделали ничего дурного!.. Очень прошу вас, простите моей матери!

В этих словах слышались нежные детские ноты и выражалось королевское достоинство. Она не обратила внимания на вопрос матери, она чувствовала себя в эту минуту настоящей повелительницей; с тех пор как Мария Сейтон сумела внушить ей участие к судьбе Сэррея, Мария Стюарт из ребенка превратилась в молодую девушку, и хотя она только повторяла то, что было сказано ей Марией, однако она нашла в себе силы, чтобы не сробеть перед угрожающими взорами матери.

Сэррей был тронут и порабощен нахлынувшими на него чувствами. Когда он понял, каким чудом мольбы возлюбленной довели этого ребенка до сопротивления королеве-матери, и увидел, как нежно и доверчиво смотрели на него эти юные голубые глазки, – он преклонил колено и, поднесши к губам руку Марии Стюарт, воскликнул:

– Клянусь вам своей честью, что вы не имеете более верного слуги, чем я. Ваше величество! Ваша мать убедилась бы в этом, если бы почтила меня своим доверием или хотя бы согласилась выслушать меня. Но, проведенная советами негодяя, желавшего мстить мне, она выказала относительно меня подозрительность, озлобление и в конце концов оскорбительное насилие. Ваше величество! Ваша матушка ненавидит регента, думая, что он преследует только свои, но не ваши интересы. Я не знаю, ошибается ли она или права, но могу поклясться, что он поручил мне только заботу о вашей безопасности и что я отказался бы от всякого другого поручения. В моей власти было помешать бегству тайного посла, отправленного сегодня ночью, но я не сделал этого, желая заслужить ваше доверие; я боялся проявить враждебность к вам и вследствие этого нарушил свой долг. Я был вправе требовать вашего доверия, чтобы не оказаться бесчестным. Ваше величество, я преклонил перед вами колено; прикажите убить меня, если не доверяете мне; но я уже не исполнил возложенного на меня поручения, и регент может с позором изгнать меня отсюда. Прикажите убить меня, но не лишайте доверия вашего слуги, явившегося сюда с единственной целью защитить королеву Шотландскую от убийцы Анны Болейн, Екатерины Говард и палача моего брата.

При этих словах вдовствующая королева стала прислушиваться, и ее проницательный взор остановился на Сэррее.

– Правда ли это? – с удивлением спросила она. – Вы, англичанин, хотите идти против интриг Генриха Восьмого?

Роберт взглянул на Марию Стюарт, смотревшую на него глазами, в которых стояли слезы и светились детское доверие и трогательное участие, и произнес:

– Ваше величество! Ваша матушка спрашивает меня, действительно ли я ненавижу человека, убившего моего брата? Да неужели я мог бы быть таким негодяем, чтобы принимать участие в продаже вашей дивной, чистой юности сыну тирана? Верите ли вы мне, что я скорей дам разорвать себя на куски, чем изменю вам?

– Да, я верю этому! – воскликнула Мария Стюарт, схватив своими маленькими ручками руки Роберта. – Мама, он благороден и добр; ты не должна делать ему зло, я не хочу этого!..

– Дрейбир обманул меня, – тихо проговорила Мария Лотарингская. – Роберт Говард, – продолжала она громче, – каждая мать со слепой страстностью защищает свое дитя. Я хотела пытать вас, чтобы вынудить признание относительно того, какие интриги ведет регент и каковы его планы насчет того, чтобы держать в зависимости от себя королеву, мою дочь. Я даже допускаю мысль, что в своем предательстве он способен отдать королеву Шотландии во власть англичанам, и считала вас за орудие его воли. Теперь я жалею о случившемся, но вы сами дали понять, что за вами стоит защита регента.

– Я сделал это только для того, чтобы испугать своих врагов, ваше величество.

– Значит, это была хитрость? – воскликнула вдовствующая королева, бросив на священника взгляд, который выражал, как она была удивлена и как ошиблась, считая молодого пажа ничего не значащим человеком, а затем продолжала: – Эта предосторожность была, быть может, очень умна, но повлекла за собой заблуждение, которое заставило меня поставить вас в крайне неприятное положение.