В битвах под водой - [24]

Шрифт
Интервал

С первой позиции экипаж возвратился без боевого успеха. Не принесли военной удачи и второй и третий выходы в море. Даже самые нетерпеливые поняли, что на войне терпение так же важно, как и способность к стремительным действиям.

Другие лодки соединения уже открыли счет потопленных вражеских кораблей. Только наша лодка еще не выпустила по врагу ни одной торпеды.

— Зато вам потом повезло, — перебил я рассказ Грешилова.

— И вам также повезет. Все зависит от желания и энергии. Ваша «Малютка» поновее нашей лодки… Я считаю, вы должны нас обогнать в боевых успехах…

— Да что ты! — рассмеялся я.

Я так подробно передаю рассказ Грешилова потому, что экипаж, которым он командовал, одержал к тому времени пять блестящих побед. Расспрашивая моего друга, я про себя решил следовать его примеру.

— Прибыл вновь назначенный к нам матрос Поедайло, товарищ командир, обратился ко мне Косик, — прикажете представить?

— Зовите!

— Какой Поедайло? — заинтересовался Грешилов. — Ах, это тот разгильдяй… Недисциплинированный подводник. Правда, в боях участвовал…

— Храбрый?

— Раз недисциплинированный, значит, трус и лентяй.

— На мостик проворно поднялся щеголеватый, краснощекий матрос в лихо сдвинутой на самый затылок бескозырке. Разглядывая его, я невольно припомнил кинофильмы, в которых действовали «братишки» времен гражданской войны с пошлыми манерами и склонностью к анархизму.

— Матрос Поедайло прибыл в ваше распоряжение для прохождения дальнейшей службы! — доложил Поедайло. Его довольно красивые круглые глаза самоуверенно «сверлили» меня.

— Не по уставу докладываете! — вырвалось у Косика, но, встретив мой взгляд, он замолчал.

— Война, товарищ старший лейтенант! — развел руками Поедайло, искоса глянув на помощника. — Что поделаешь, не до уставов…

— Вот поэтому-то и следует особенно строго соблюдать уставные положения, товарищ подводничек! — смерив с ног до головы матроса, заметил я.

— Узнаю вас, узнаю, Поедайло, — вздохнул Грешилов.

— Ах, простите, товарищ капитан-лейтенант, не заметил, здравствуйте! матрос, казалось, смутился.

— Ив этом вас узнаю! Вы не имеете права не замечать тех, кого вы должны приветствовать, — сухо заметил Грешилов.

— Нет, честное слово, не заметил! Вы за тумбой стояли. Оказалось, что матрос Поедайло служил последовательно почти на всех лодках дивизиона и везде проявил себя только с плохой стороны. От него всюду старались избавиться и в конце концов под каким-нибудь предлогом списывали с корабля.

— Да, от такого нужно избавляться, — пробасил Косик вслед Поедайло, которого боцман уводил через кормовой люк в лодку.

— Попробуем воспитать, может, что и выйдет из парня, — возразил я.

— Попробуйте, попробуйте! — иронизировал Грешилов. — Иногда бывают чудеса. Мой боцман с ним ничего не мог поделать. В конце концов он сам однажды напился.

— Поедайло одолел?

— Да. А Поедайло потом хвастал, что он перевоспитал самого грозного и исправного боцмана на дивизионе…

— А сколько же раз он сидел на гауптвахте?

— Не помню. Но взыскания с арестами он имел… и много раз, — ответил мне Грешилов.

— Зря, — решительно заявил я. — Недооцениваем гауптвахту. Она иногда помогает.

— Правильно, — согласился Косик, — я всегда так говорил… А потому, если дали арест, обязательно надо арестовать, а не… дискредитировать свои же решения.

— Вообще вы, братцы, хлебнете с ним горя, — Грешилов задумчиво посмотрел в иллюминатор козырька мостика.

Грешилов оказался прав. Поедайло сразу же начал нарушать дисциплину, бравируя своей разболтанностью.

На следующий же день вечером парторг корабля Петр Каркоцкий сказал мне:

— Я, товарищ командир, насчет новичка, липового новичка, Поедайло нашего…

— Почему липового?

— Какой же он новичок? Он на дивизионе гастролирует давно… все части обошел.

— Да, говорят, так. Но надо перевоспитать разгильдяя.

— Надо, конечно, но потребуются крутые меры. Самые крутые.

— Говорят, он одного боцмана уже… воспитал.

— Был такой случай, — Каркоцкий расхохотался. — Вам уже рассказали? Это шутка, конечно, но недалекая от правды… Он ведет, нехорошие разговоры среди товарищей. Такие ужасы о войне рассказывает, что прямо запугал всех. Ведь наши матросы еще не обстреляны, под глубинной бомбежкой не были, и они…

— Верят ему? Каркоцкий задумался.

— И верят, и не верят. Кое-кто может и поверить. Есть же люди со слабым характером.

— Надо, чтобы его разоблачили, как труса, — посоветовал я парторгу.

— Примерно в таком направлении я и ориентировал комсомольцев, но решил доложить вам…

— Правильно.

— Да, этот «храбрец» еще воспевает пьянство…

— Но списывать с корабля не будем. Он пойдет с нами в поход, — решил я.

— Мне тоже кажется, что списывать нет необходимости. У нас народ хороший. Сумеем переварить такого «героя», — согласился со мной парторг.

Таким образом, по вопросу воспитания Поедайло мы с парторгом были одного мнения.

— Еще одно дело, товарищ командир, — проговорил парторг, вставая и собираясь уходить. — Подводная лодка «Агешка» вернулась из очень интересного похода. Нельзя ли попросить командира побеседовать с нашими ребятами?

Мне понравилась мысль парторга, и я обещал завтра же поговорить с капитаном третьего ранга Кукуй.


Еще от автора Ярослав Константинович Иоселиани
Огонь в океане

Записки Я. К. Иосселиани «Огонь в океане» носят автобиографический характер. Капитан первого ранга, Герой Советского Союза, прославленный подводник Ярослав Константинович Иосселиани родился и провел детские годы в горной Сванетии. Грузины по происхождению, жители горной Сванетии в силу многих исторических, географических, и социальных причин оказались в отрыве и от высокой грузинской и от могучей русской культуры. Октябрьская революция принесла в Сванетию свободную и полнокровную жизнь, о которой веками мечтали свободолюбивые сваны.


Рекомендуем почитать
Автобиография

Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.


Властители душ

Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.


Невилл Чемберлен

Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».


Победоносцев. Русский Торквемада

Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.


Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.


Южноуральцы в боях и труде

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.