— Ты это сама спросила, да?
— Спросила, — созналась Маринка.
Это, конечно, была ошибка: Генка не проронил ни звука, но всё было понятно и без слов.
— Я же растерялась! Да ещё ты меня обрявкал…
— Давай, Марин, встретимся по цепи. Ты «срочность ноль» успеешь?
«Ну что тут поделаешь, — думал Генка, — если она совсем не конспиратор и не борец. Психованием тут ничего не добьёшься. Надо спокойно и настойчиво её переучивать…» А сам в это время уже набирал номер Коровиной.
Собрались, глядели друг на друга, хлопали глазами: «Ну и Жужа! Ну и Жужелица!» Сразу стало ясно, что никто ничего прежде не знал. Значит, и предателей никаких не было.
— Но тогда что это за фокусы с нашим Снеллом? — ровным голосом спросила Коровина.
— С нашим покойным Снеллом! — уточнил Лёнька.
— Слушай, Князь, иди ты в болото! — крикнула Таня.
И тут же все на него накинулись: нашёл чем шутить.
Однако в вопросе усмирения Жужиной решено было использовать именно Лёнькин юмор. Назавтра во время географии (добрая Нина Павловна была добрее даже самой Тамары Густавовны, и шестой «В» этим, конечно, пользовался!), итак, на географии Шуйский отправил Жуже записку следующего содержания: «Господин начальник штаба жужелиц! Имей в виду, про твоё враньё и про твои колы всем всё известно. Попробуй туда ещё раз нос сунуть! Крепко целуем…»
Нелька прочитала и покраснела, как маков цвет. И потом сидела уткнувшись глазами в одну точку чуть не весь урок.
Милая Нина Павловна даже сделала ей замечание. Но в обычной своей форме:
— Жужина, ты не работаешь почему?.. Ты как себя чувствуешь?
Нелька в ответ лишь покачала головой.
«Ну что с человеком делаем! — думала Таня Полозова. — Ну хочет — пусть помогает, а мы начинаем тут…» Она собралась на перемене высказать это команде. Но вдруг Жужина опередила её. Едва Нина Павловна ушла, а за нею добрый Боря Сахаровский, нагруженный картами, глобусом и с журналом почти в зубах, в общем, едва эта пара растворилась в грохоте переменочного коридора, Нелька Жужина встала на парту и крикнула:
— У кого есть собака?
Это было настолько необычно, чтобы Жужина и вдруг кричала! Все остановились разинув рты, почти как в комедии Гоголя «Ревизор».
— Ну, у меня есть, — сказал Горелов и смутился, словно Нелька приглашала его на свидание.
А Жужина, видно, сама работала на пределе человеческих возможностей. И поэтому, вместо того чтобы подойти к Кольке и сказать ему остальное тихо, Жужа опять закричала:
— А можно, я к тебе зайду в три часа дня?
— Можно, — ответил Горелов чуть ли не шёпотом.
И тут в Жужиной перегорело какое-то сопротивление, она съёжилась, смутилась, села за парту (как раз на то самое место, где только что стояла ногами), открыла географию и стала учить.
А урок только что прошёл!
Народ тихо покинул класс, и некоторые довольно нервно оглядывались на Жужу до самых дверей. А Машка Цалова и Лаврушка, которые были сегодня дежурными, не решились выставить Нельку в коридор (святая обязанность дежурных), даже вообще подойти к ней.
— Пусть сидит, — прошептала Цалова.
— Конечно! — прошептала Лаврёнова.
Коровинская шестёрка, естественно, никак не могла на людях выдать своего волнения. Они только обменивались выразительными взглядами. А на следующем уроке, на алгебре (событие опять практически невероятное!), Коровина пустила по цепи приказ: «Всё продумать, в 16.00 у меня с предложениями».
Записка вернулась к Люде с припиской: «Что, она решила шкурами ему всю комнату обить?» — почерк явно княжеский.
* * *
Но не пришлось им встретиться в шестнадцать. Потому что приключения нахлынули разом, плотина рухнула, и вдруг их понесло — совершенно бесконтрольно, как щепки по весенней реке.
Пообедав на скорую руку, Шуйский спешил к Семьянину. Абсолютно никакие предчувствия не тревожили его душу. Хотя потом он недвусмысленно намекал… Ну, в общем, это не важно. Вдруг из ворот стаинского двора прямо на него вылетел Снелл!
И вот здесь Лёнька действительно проявил завидную реакцию и настоящее мужество. Он схватил пса за ошейник, крикнул что-то вроде: «За мной!» или «Вперёд!» — и бросился бежать. Снелл, такой уверенный в своей силе, уверенный, что никто и ничего плохого против него затевать не может, раз он сам ничего не затевает, простодушно поскакал рядом с Лёнькой. Даже обгонял его, проявляя особое рвение. Они свернули за угол, промчались три квартала, влетели в проходной двор и побежали прямо к сараю Полозовой.
Когда-то, лет тысячу назад, здесь лежали дрова. Но потом в домах установили батареи, печки разломали… Собственно, никто в шестом «В» сам этого не видел. Об этом рассказывала народная молва устами бабушек и родителей. А сараи вот остались, представьте себе.
Держа одной рукой Снелла за ошейник, Лёнька другую руку сунул в условленное место под железку, нащупал ключ. На секунду мелькнуло: «Отпустить его сейчас, пока никто… И концы в воду…» Но ключ уже щёлкнул в замке, дверь открылась. Лёнька и Снелл вошли в мрачноватый сарай.
* * *
Прошло три дня. И каждый день они собирались в сарае, запирались изнутри на крюк. Снелл вёл себя спокойно, хотя никак не мог взять в толк, зачем его здесь держат.
Кормили отлично — дома его так никогда не кормили. Но Снелл замечал это лишь в первый день. Дальше в том месте его собачьей души, где должна рождаться радость от мясных костей и тёплых котлет, поселилась тоска — по дому, по весёлому и, пёс знал это, довольно-таки беспечному хозяину.
