В бегах. Цена свободы - [16]

Шрифт
Интервал

— Это я, Игорь Львович, — назвал я его по имени-отчеству и дождался, пока он узнает, кто этот «Я». И он узнал, мгновенно.

— Ты?! — Сообразить, почему я оказался здесь, он уже и не успел. Четыре хлопка, и оба мента упали на землю. Оттаскивать их в сторону уже не было времени. Не сговариваясь, мы бросились к столовой и спустя несколько минут были возле нее.

— Там люди, Граф!

Он понял это и сам. Из столовой доносился какой-то шум, слышались и голоса. Мы просчитались, столовая работала и ночью или до самого отбоя. Тюрьма забита до отказа, все ясно. Я перезарядил «ствол» и двинулся к двери. Проклятье! Она была заперта изнутри.

— Стучи, — сказал Граф Картохе. — Быстрее! Нет, иди к окну…

— Они откроют, пусть стоит здесь, — придержал я Картоху за рукав шинели и, затарабанив в дверь, отошел в сторону. Вокруг было тихо, никакого движения, словно тюрьма вымерла. Очень тихо, как, собственно, и полагается в тюрьме, в тюремном дворе. Тюремная стена находилась от нас совсем близко, я даже видел силуэт охранника на ближайшей к нам вышке. За дверью кто-то завозился, бряцнул засов или крючок. На пороге возникла фигура. «Зэк», — облегченно вздохнул я, распознав в возникшем своего. Картоха воспрянул духом тоже.

— Чего так поздно работаете? — проявил он инициативу и наехал на работягу, как настоящий мент. Даже плечи расправил.

— А нам велели, гражданин прапорщик, — пояснил тот и отошел в сторону.

— Велели? Режим прежде всего! — рявкнул Картоха и смело шагнул внутрь. Я и Граф влетели следом за ним.

— Тихо! Не шевелиться! — взмахнул я «стволом», оценивая обстановку. Граф уже запирал дверь. В столовой было всего двое, два молодняка лет по двадцать. Запах вареного пшена и картошки ударил мне в нос. — Выключить вентилятор, живей! — приказал я, и один из пацанов тотчас отрубил вентилятор. Стало тихо, как в склепе.

— Кто в подсобке? — спросил Граф, указывая на дверь в глубине помещения.

— Никого. Там картофелечистка, — ответил ему второй.

— Точно?

— Можете посмотреть. — Пацан было собрался идти туда, но я остановил его. Как они некстати! Что бы мы ни говорили им, они наверняка бросятся на вахту, как только наши головы исчезнут в дыре лаза. Но и не убивать же сопляков! Я вопросительно посмотрел на Графа. — Некогда.

Он все понял.

— Картоха, запри их в подсобке, если там нет окон.

— Нету, — отозвался пацан и охотно последовал туда. Второй пошел следом.

Граф тут же подхватил увесистый табурет и несколько раз ударил им по полу. К счастью, пол был выложен из кафеля, а точнее, из его отходов. Пока он бил табуретом, я высмотрел какую-то железную болванку и несколько раз изо всей силы ударил ею.

— Годится, хватит! Теперь — в сторону. — Граф бросил табурет и метнулся в сторону. Я тоже.

— Сейчас громыхнет, — прошептал он, укрываясь за котлами.

Картоха быстро запер мальцов и присоединился к нам. И тут меня осенило. Никто ведь из нас не знал, где именно громыхнет. А если прямо под нами? Или под котлом? Я сказал об этом Графу, но он даже не отреагировал, сидел и молчал. Черт! Либо уверен и знает где, либо не хочет поддаваться моим страхам. Прошло минуты три, но никакого взрыва не последовало. Занавесок на окнах не было, и, если бы кто-то из ментов заглянул в этот момент в столовку, он бы увидел троих зэков, сидящих на корточках за ближним к окну котлом. В руках одного был «ствол», причем с глушителем. К счастью, во дворе по-прежнему было тихо. Я уже начал нервничать и дергаться, как вдруг снизу, из-под пола, раздался ответный стук. Стучали как раз возле котлов. По крайней мере, мне так показалось. То есть почти там, где сидели мы.

— Я врежу, — сказал Картоха, но Граф остановил его взмахом руки и покрутил пальцем у виска. Идиот!

Мы затаили дыхание. И наконец рвануло, да еще как рвануло! Но не в столовой, нет, а где-то далеко от нас. Раз и следом другой. Я ничего не понял, зато понял Граф; он подскочил к окну и, приложив руки к лицу, чтоб было лучше видно, что там, во тьме, стал всматриваться вдаль. Через пару секунд поманил меня. Прильнув к окну, я увидел зарево. Горело где-то на задворках тюрьмы.

— Это фейерверк, для отмазки — сказ Граф. — Теперь очередь за нами.

Мы снова засели за котлы, но на этот раз ждать почти не пришлось — глухой взрыв, прогремевший под землей, вырвал из пола комья и целые куски почвы, кафель. Все это ударилось в потолок, стены и окна. Раздался звон битого стекла, лязг металла. Нас слегка присыпало землей и разным ошметьем. Я пригнул голову пониже и машинально обхватил ее руками. Прошло минуты две, мы ждали.

— Вперед! — услышал я голос Графа, и лишь затем посмотрел на пол. Лаз был открыт. Дыра примерно в метр диаметром находилась перед нами.

— Добро пожаловать, братуха! — высунулась из провала чья-то черная, бородатая голова и тотчас позвала к себе Графа. Он уже собрался лезть и сам. — Лучше головой вперед, — посоветовал Бородатый и скрылся внизу.

«Как четко и по уму», — подумал я, вспомнив о взрыве на задворках тюрьмы. Между ними была связь, телефоны… Как только мы начали стучать, они подали сигнал и рванули там. Отвод ментам. Сейчас вся свора местных легавых, да и все легавые города, бросятся туда. Террористический акт, пожар! Пока они очухаются и врубятся, что к чему, мы будем уже далеко. Я влез в проем последним. Может быть, потому, что я не спешил. В самом деле, куда спешить? Даже если эти огольцы вырвутся из подсобки и полетят на вахту, их не сразу поймут в суматохе. Но вряд ли они так быстро выломают обитую жестью дверь. К тому же страх вряд ли погонит их наружу. Ментам же сейчас не до нас. Конечно, кто-то из них наверняка натолкнется на трупы офицеров, когда будет бежать туда, где рвануло. Плевать!


Еще от автора Павел Андреевич Стовбчатый
Для Гадо. Побег

Писатель, публицист и защитник прав заключенных П. А. Стовбчатый (род. в 1955 г. в г. Одессе) — человек сложной и трудной судьбы. Тюремную и лагерную жизнь он знает не понаслышке — более восемнадцати лет П. Стовбчатый провел в заключении, на Урале. В настоящее время живет и работает в Украине.Эта книга не плод авторской фантазии. Всё написанное в ней правда.«Страшно ли мне выходить на свободу после восемнадцати лет заключения, привык ли я к тюрьме? Мне — страшно. Страшно, потому что скоро предстоит вливаться в Мир Зла…»«Да, я привык к койке, бараку, убогости, горю, нужде, наблюдению, равенству и неравенству одновременно.


Для Гадо. Возвращение

Эта книга не плод авторской фантазии. Всё написанное в ней правда.«Страшно ли мне выходить на свободу после восемнадцати лет заключения, привык ли я к тюрьме? Мне — страшно. Страшно, потому что скоро предстоит вливаться в Мир Зла…»«Да, я привык к койке, бараку, убогости, горю, нужде, наблюдению, равенству и неравенству одновременно. Отсутствие женщины, невозможность любви (просто чувства), самовыражения, общения были самыми тяжёлыми и мучительными…»«Портит ли тюрьма? И да и нет. Если мечтаешь иметь, кайфовать, жить только за счёт других — порти.


Сцены из лагерной жизни

Эта книга не плод авторской фантазии. Всё написанное в ней правда.«Страшно ли мне выходить на свободу после восемнадцати лет заключения, привык ли я к тюрьме? Мне — страшно. Страшно, потому что скоро предстоит вливаться в Мир Зла…»«Да, я привык к койке, бараку, убогости, горю, нужде, наблюдению, равенству и неравенству одновременно. Отсутствие женщины, невозможность любви (просто чувства), самовыражения, общения были самыми тяжёлыми и мучительными…»«Портит ли тюрьма? И да и нет. Если мечтаешь иметь, кайфовать, жить только за счёт других — портит.


Зона глазами очевидца

Писатель, публицист и защитник прав заключенных П. А. Стовбчатый (род. в 1955 г. в г. Одессе) — человек сложной и трудной судьбы. Тюремную и лагерную жизнь он знает не понаслышке — более восемнадцати лет П. Стовбчатый провел в заключении, на Урале. В настоящее время живет и работает в Украине.В книгу включены рассказы из лагерной жизни под общим названием «Зона глазами очевидца». Эти рассказы — не плод авторской фантазии. Все написанное в них — жестокая и беспощадная правда.


Рекомендуем почитать
Капкан для Скифа

Отомстить насильникам — дело благородное, только срок за это дают большой. Есть над чем призадуматься. Особенно, если один из подонков — твой бывший сослуживец, крепкая дружба с которым переросла в смертельную вражду.Однако в криминальных кругах Скиф недаром считается интеллектуалом. В его голове рождается сложная комбинация, благодаря которой и овцы будут острижены, и волки друг друга загрызут. В действие вступает закон талиона: наказание должно быть равносильным преступлению.…


Звонок с другой стороны

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Изверги

Исторический криминальный роман о суровых 90-х в России.


Время «Ч»

Террористы устроили взрыв в центре Москвы. А в «Центр Антитеррора» позвонил человек, назвавший себя «Ч», и предупредил, что вскоре то же самое повторится на «Рижской». Когда его слова подтвердились, террорист потребовал пятьсот миллионов долларов, угрожая устроить в Москве кровавую бойню. Но не успели банковские машины доехать до места встречи, как «Ч» захватил торговый центр «Гипер-Максима» и выставил новые, гораздо более крутые условия… Вся надежда на бывшего морпеха подполковника Владимира Мокрушина, агента экстра-класса по имени Рейндж.


Вкус смерти

О попытке террористов похитить командира ракетной дивизии с целью начала политического торга.


Черная смерть

Скоростное судно у берегов Крыма ждет, когда чеченские боевики доставят на его борт дудаевский архив. Секреты этого архива могут обернуться большой кровью. Прольется ли она, зависит от того, в чьи руки попадет архив — в руки федералов или в руки тех, кого кровь только радует. В схватке за архив без крови не обойтись, морпех Виктор Савченко знает это точно. Федералы никого щадить не намерены — ни в горах, ни на воде, ни в воздухе. Боевики тоже драться умеют. И это Виктор испытал на себе. Так что слово за удачей, скупой удачей морского десантника…