В Афганистане, в «Черном тюльпане» - [5]
Женщина развела руками:
— Пишет, что хлеборезом в хозяйственном взводе. Хлеб он там режет. Чепуха какая-то… Хлеб режет и режет целыми днями… Ни за что не поверю…
— Ай-яй-яй, Анна Ивановна, — вскричал Сергей Иванович. — Армия доверила вашему сыну самое дорогое — хлеб. Да вы знаете, что хлеб — всему голова. Вот генеральный секретарь партии лично пишет… Понимать же надо… такая высокая ответственность… Гордитесь, мамаша, гордитесь…
Он вдруг схватился за сердце. Кровь бросилась в лицо.
— Золотое у вас дите, — взволновано сказал он и вытащил из кармана пластинку с валидолом. — Хлеб режет для всей части. А вы…
Анна Ивановна смутилась. Подала соседу стакан воды. Вздохнула. Действительно, режет хлеб… Что ж тут такого?
Провалилось письмо в карман халата. Зашлепали тапочки по паркету. Скрипнула дверь, обитая дерматином.
Делом сын занят, делом…
Только какое же это дело?
Хлеб резать…
И почему сосед без валидола с ней не разговаривает?.. Э-эх…
А сосед за закрытой дверью вдруг ударил по столу кулаком.
— Ниночка, — крикнул он жене. — У нас водка есть? Есть водка?.. Ну, не праздник сегодня… Не праздник… Наоборот.
Он махнул рукой:
— Ладно, не ворчи… Хоть валерьянки налей полстакана. Кому война, а кому…
И опять кулак опустился на дрогнувший стол.
Шульгин, неповоротливый, неуклюжий, сидел, наклонясь вперед, не в силах опереться на вещевой мешок за спиной, который подобно неудобному горбу скидывал его с узкой вертолетной скамьи десантного салона. Качались гудящие борта винтокрылой машины. Бортовые иллюминаторы то круто взлетали вверх, упираясь в пустое, бессмысленное небо, то падали вниз. Дрожали в солнечных полосах света бесчисленные пыльные точки. Кружились по днищу вертолета скомканные клочки бумаги. Плясала около щеки черная мушка автомата. Трепетала перед глазами тонкая нить антенны.
Один из летчиков в голубом комбинезоне, чисто выстиранном и выглаженном, элегантном, по сравнению с мешковатой формой пехоты, находился в десантном салоне. Улыбаясь, поглядывал в сторону напряженных солдат. Лениво вертел в руках кубик Рубика. Выстраивал грани снисходительно, почти не глядя, без интереса. Изредка посматривал в иллюминатор. Похоже, он не воспринимал всерьез ни эту операцию, ни эту афганскую войну.
Шульгину давно казалось, что многие летчики относятся ко всему происходящему на афганской земле как-то несерьезно, словно смотрят на все происходящее здесь из театрального партера. И хотя они видели смерть далеко не театральную, и тоже отправляли цинки с телами своих друзей, но и это не мешало им жить здесь обычной гражданской жизнью и даже делать в Афганистане совсем невоенный «бизнес».
И летели вместе с военными грузами, болтаясь в топливных баках, сотни бутылок «Столичной», «Русской», «Московской»… И в сравнении с той высокой ценой, которую монопольно поддерживали все летчики на своем внутреннем «водочном фронте», водка в Союзе казалась вовсе бесплатной. Отличалось отношение к этой войне у летчиков и у пехоты-матушки, хотя сам Шульгин отчетливо не понимал, чем же оно отличалось.
Он смотрел на чисто выбритого летчика, щеголяющего аккуратной модельной прической с пробором, безупречной чистоты летным комбинезоном, новенькими глянцевыми гражданскими туфлями, и думал о том, что срок службы летчиков в Афганистане вдвое короче, чем у пехоты — всего один год, да и тот чередуется многочисленными отпусками и отдыхами с реабилитациями да профилактиками.
Шульгин посмотрел на своих парней в замызганных, выгоревших бронежилетах. Кто-то из них, возможно, не переживет сегодняшнего дня.
Летчик виртуозно строил цветные грани кубика из полного хаоса красок, за несколько движений нанизывал друг на друга цветные полоски, и, выстроив полную гармонию цветов, вдруг смешивал все обратно в пестрый хаос.
И вдруг так же, в несколько мгновений, от чистой гармонии к хаосу, смешалось все в десантном салоне.
Встревоженный летчик вдруг замер в неудобной, напряженной позе.
Голубой комбинезон тучкой навис над мутным стеклом.
Летчик обернулся.
Его скучающий вид стерло, как губкой. По лицу, крупному, побагровевшему, пробежала злая усмешка. Летчик прокричал что-то беззвучно, коротко шевельнулись губы, растянулись, сложились, вытянулись трубочкой. Оглушительный рев винтов разорвал слова на скомканные слоги, пережевал, выплюнул твердые косточки звуков:
— Жар-р… точ-ч… р-рез-з…
Летчик рубанул ладонью по воздуху, ткнул кулаком в пыльное стекло. Грузные фигуры солдат зашевелились, потянулись к иллюминаторам. В круглых стеклянных экранчиках закачались русские шапки-ушанки.
Горы стремительно нарастали внизу. Снежные панамы на седых скалах менялись рыжими пятнами распаханных пашен. Белые клочки облаков цеплялись за крутые вершины. И там внизу посреди угрюмых камней пульсировали еле заметные и вроде бы безобидные вспышки. Слабые, жиденькие огоньки, искорки, гаснущие в одно мгновение.
Андрей понял усмешку летчика.
Посадочная площадка, намеченная штабом к высадке дивизионного десанта, тщательно подобранная среди многих возможных вариантов, вдруг оказалось под плотным огнем. Пулеметным, кинжальным, смертоносным.
Афганистан, 80-е годы… Мотострелковая рота файзабадского полка выдвигается в рейд. И не знает еще замполит роты лейтенант Андрей Шульгин, что он и его бойцы уже списаны со счетов делягами из штаба; что уже продана – и продана задорого – информация о передвижениях роты полевому командиру Басиру. Шансов выжить у подразделения – никаких. Но пока бойцы спокойны. Отделения выдвигаются на указанный рубеж. Никто не думает о смерти, надеясь, что в этот раз обойдется без потерь. Но рота уже на прицеле у сидящих в засаде «духов».
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Нада Крайгер — известная югославская писательница, автор многих книг, издававшихся в Югославии.Во время второй мировой войны — активный участник антифашистского Сопротивления. С начала войны и до 1944 года — член подпольной антифашистской организации в Любляне, а с 194.4 года — офицер связи между Главным штабом словенских партизан и советским командованием.В настоящее время живет и работает в Любляне.Нада Крайгер неоднократна по приглашению Союза писателей СССР посещала Советский Союз.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.