Узют-каны - [172]

– У нас нет выбора, – Генка, как обычно, не находил слов. Он знал, как девушка напугана, видел, как от холода дрожит её тело. Но время становилось роскошью. ПБО – червь и клоп – готово жиреть от крови.

– Ладно. Поступим так, – Маруся сделала очередную попытку. – Найдём людей, машину, цивилизацию, сообщим куда надо, предупредим. Идёт?

– Неплохо. До встречи. Ты в какой психбольнице будешь? Ответь! Ответь мне сейчас же! – он всё-таки ухватил её за плечи. – Видела мертвеца? Толик взорвал его, помнишь? Видела Сашку с головой задом наперед? Слизня? Ожившего в петле Бориса? Видела?

– Видела! Отстань! Чего хочешь?

– Ты должна мне поверить! Кто не видел – не поймёт. Не поймёт – не сможет противостоять. Только мы! Они боятся нас! Но они без нас не могут. Не отпустят. Наша плоть нужна им, чтобы слепить очередного слугу. Как ты не понимаешь?

– Отпусти, – Маруся просила тихо. – Я верю тебе. Возможно, всё так и есть. Но не могу. Выжата. Я горела, тонула, падала, за мной гонялись покойники. Что ещё от меня надо? Я всего лишь проводник. Я – женщина. И я устала. Пропали ружьё, деньги… У меня никого нет. Только мотоцикл. И… ты. Ты. Нам ведь было неплохо, правда? Зачем что-то менять?

Генка прижал её к груди, зарылся лицом в волосы:

– Ты нужна мне. Я же за тебя боюсь. И если хочешь, сделаем так, как ты придумала. Позвоним, предупредим. Но если что: найди Егорова, майора ФСБ Егорова, расскажи ему всё, ладно? Он поможет… Что это? Слышишь?

– Где-то лес валят. Мы недалеко от разреза.

– Рьяно они как-то. Видишь, всё утряслось? Сейчас увидим людей… Громко падают.

– Кедрач. Странно, – девушка повернулась в сторону шума, – здесь, по-моему, запрещены лесозаготовки. И пилы не слышно!

– Эй, там громыхает чего-то, – насторожился Пётр.

– Пусть, – Молчун обнимал Марусю, обнимал смело, как свою. Ну и что – человечество в опасности? Обнимать женщину гораздо важнее. Возможно, он произнёс это вслух, потому что Маруся сказала:

– Плевать я хотела на человечество, если откровенно. Ты видел от него что-нибудь хорошее?

– Я думаю по-другому. Кто мы, чтобы судить о человечестве?

Дерево упало совсем близко. Протяжный скрип и треск ломающейся кроны словно послужили сигналом невидимым лесорубам. Если до этого они работали с прохладцей, то сейчас грохот древесины превратился в единообразный и нарастающий рык.

– Мне это совсем не нравится, – всколыхнулась Маруся.

– Тикаем или как? – подскочил взъерошенный зэка.

– Господи, так хотелось ещё пожить, – Молчун вскинул автомат. – Какого дурака сваляли! Упокой душу старшего лейтенанта Ивана Николаевича. Он один знал, что делать.

Через минуту его никто бы не услышал. Протискиваясь, где можно, ломая, что ломается, вертолёт показал мятую физиономию. Вмятины и царапины образовали контур оскаленной пасти. Вертолёт ухмылялся. Потеряв в схватке с тайгой хвост и винты, сплющенно-выпуклый, рвался к массе, как тигр к добыче. Хрипя, задыхаясь, оставляя за собой тропу мёртвых деревьев, он увидел, учуял их и взвыл работающим вхолостую мотором.

– Теперь сматываемся! – заорал Молчун. – В гору!

– Срань Господня, – выдохнул Пётр и припустил за остальными.

Только потом, в послеобеденной дрёме, Генка ещё раз вспомнил про оживший вертолёт. И удивился глупости ПБО. Почему чёртова махина добрый час гоняла их по редколесью и не применила какого-нибудь коронного трюка? Боли в голове, например? Пучок радиации в спину? Или вертолёт не умел пользоваться подобными фокусами? И лишь вновь остановившиеся часы подтолкнули к догадке. Вертолёт был настолько занят собственной безопасностью, включая магнитные поля, что просто забыл, не смог сосредоточить в пылу и ярости комбинации возможностей. Здесь Генка мог провести аналогию со знакомыми офицерами, умеющими отдавать чёткие и грамотные приказы, но вдруг – впервые попавшими в зону военных действий, где самый осмысленный приказ звучит примерно так: «Куда прёшь, твою мать?!» Одно дело ворочать мозгами, стараясь завоевать просторы космоса и считывая ауру, другое – самому пуститься в погоню за неуловимой массой. В том марафоне было не больше смысла, чем в охоте гепарда на антилопу, с той разницей, что антилоп было три, они были людьми, а в роли хищника – юркий, но тупорылый корпус вертолёта.

И ещё Генка напомнил себе, что каким бы догадливым себя ни считал, действительность гораздо интересней теории. Он не успел додумать, а вертолёт, вернее – его поведение, уже доказало ещё одно звено в цепочке. Если губка была задумана как противобактериологический щит, она боролась не иначе как расщепляя молекулы, атомы и тому подобные электроны. По-другому нельзя представить себе преобразование энергий. И если ПБОшкам ничего не стоит расщепить молекулы человека, то почему бы им не сделать подобное с механизмами? Ну и что – больше железа. Навалиться толпой, поднатужиться… Толпой? Большой толпой! Так откуда всё началось, пошло, поехало?

Здравствуй, Хозяин! Вот ты кто!

А он-то, дурак, ругался с огнём, потрясая кулаками. Не мог понять разницы. Огонь-ПБО подобен мускулистому хулигану, который начал жрать с первой секунды рождения. Такие не способны на интеллект, он им не нужен – поскольку пищи навалом, целая тайга массы. Другое дело – умирать от голода, что способствует на первом этапе – фантазии и умственной деятельности. Пробовать жрать тараканов, комаров, муравьев, пока не найдёшь чего-нибудь более годного в пищу. Поэт должен быть голодным. Изощрённый монстр тоже. Разница лишь в способе эволюции, выживания. МЫ УЧИМСЯ, ХА-ХА! Что ещё им, заключённым, впаянным в металлический корпус вертолёта, оставалось? Выдумывать, экспериментировать, искать способ насытиться. Как замечательно, что аппетит приходит во время еды и она, еда, совпадает по массе с космическими просторами.