Узурпаторы и самозванцы «степных империй». История тюркомонгольских государств в переворотах, мятежах и иностранных завоеваниях - [79]

.

Последняя попытка белогорских ходжей вернуть себе власть над Кашгарией относится к 1877 г., когда после смерти Якуб-бека началась борьба за власть между его сыновьями. Хаким-хан-тура увидел в этих событиях возможность захватить трон, от которого его бесцеремонно отстранили двенадцать лет назад, и вмешался в борьбу. Несмотря на то что его родичи-ходжи уже успели себя дискредитировать как неспособные и неэффективные правители, У ходжи нашлись сторонники, которые провозгласили его правителем в ущерб Бек-Кули-беку, старшему сыну Якуб-бека. Ходжа обосновался в Аксу, куда вскоре подошел Бек-Кули-бек и, подобно отцу, сумел одержать победу над потомком белогорских ходжей, разгромив его и заставив бежать. Хаким-хан-тура добрался до Ташкента, где на некоторое время попал под арест русских властей, однако вскоре был выпущен и получил разрешение поселиться в Ферганской области, до конца жизни пользуясь уважением населения и Живя на народные пожертвования как потомок прежних властителей Кашгарии[662].

Следует согласиться с мнением, что белогорские ходжи в XIX в. не сумели преуспеть в своей деятельности, поскольку не пытались адаптироваться к изменившимся условиям, уповая на то, что их происхождение является главным основанием претензий на власть и должно привлечь к ним население всего Восточного Туркестана[663]. Они не смогли эффективно использовать религиозный фактор превратив его в фактор национального единства и освободительной борьбы против «неверных», поскольку, во-первых, не сумели предстать в глазах населения Кашгарии ревнителями его интересов, а во-вторых, постоянно соперничали за власть между собой. В результате уже с середины XIX в. они перестали считаться законными претендентами на трон, существенно уступая другим, не имевшим такого значительного фактора легитимации, как религиозный.

Восточный Туркестан (Синьцзян) еще в течение долгого времени оставался болевой точкой китайских властей: восстания против империи Цин, а затем — и против республиканского Китая поднимались здесь до середины XX в. — достаточно вспомнить, например, комульское восстание 1931–1934 гг., Восточно-Туркестанскую Республику во главе с Алиханом-тура, существовавшую в 1944–1949 гг., движение Осман-батыра, подавленное лишь к 1951 г. Причем предводители этих восстаний также использовали уроки своих предшественников, превращая религиозный фактор в фактор национальной борьбы. Последним, по хронологии, примером такого рода является провозглашение алтайскими казахами в 1943 г. Осман (Оспан) — батыра ханом в соответствии с древними обычаями, в том числе и поднятием на белом войлоке. Причиной присвоения ему столь высокого статуса стала его борьба за независимость всех китайских подданных, исповедующих ислам[664].

Из духовных властителей в узурпаторы: претензии ходжей на власть в среднеазиатских ханствах

Ситуация в Могулистане в какой-то степени была уникальной: приверженность местного населения и знати к «белогорцам» и «черногорцам» позволила ходжам захватить светскую власть и даже создать собственные ханские династии. Однако аналогичные попытки предпринимались и в западной части бывшего Чагатайского улус, где позиции мусульманского духовенства также были весьма сильны, что позволяло потомкам почитаемых святителей задействовать религиозный фактор борьбы за власть.

Так, по одной из версий, Абу-л-Гази, последний бухарский хан, считавшийся Чингизидом, был всего лишь сыном дочери хана Абу-л-Файза Аштарханида, тогда как его отцом являлся сайид или ходжа Абд ар-Рахим. Несмотря на то что до воцарения этот монарх имел весьма скромное положение («в тумане Ханкар занимался земледелием»), всесильный бухарский аталык Даниял-бий счел его происхождение более достойным, чем свое или своего внучатого племянника Фазыл-тура, и возвел его на трон[665]. Неудивительно, что начиная уже с эмира Хайдара (который и первым среди Мангытов стал именоваться тура — потомком Чингис-хана) бухарские эмиры стали называться сайидами, потомками пророка Мухаммада[666], таким образом, закрепляя свое право на власть в глазах не только светских конкурентов, но и духовных.

В течение длительного времени кокандские бии из племени Минг (будущие властители Кокандского ханства) были вынуждены бороться за власть с представителями теократической монархии — ходжами, управлявшими Северной Ферганой с центром в Чадаке, династии ходжей также правили в Чуете и Тура-кургане[667]. Ташкент, некогда являвшийся столицей Чагатаидов Могулистана, затем — владением одной из ветвей династии бухарских Шайбанидов и, наконец, ханов казахского Большого жуза[668], в конце XVIII в. попал под власть Юнус-ходжи, превратившего его в самостоятельное государство[669]. В среднеазиатской традиции этот правитель именовался хакимом[670], в русской — «владельцем»[671], но фактически осуществлял именно ханскую власть, причем не только в самом Ташкенте, но и претендовал на другие среднеазиатские владения, а после смерти передал власть своим сыновьям — опять же как светский государь[672]. Соперничество ферганских ходжей за светскую власть (хотя и в форме теократии) с родоплеменными кланами было столь Упорным, что, когда оно закончилось победой кокандского бия Алима, он в ознаменование этой победы даже принял ханский титул, чтобы показать, что теперь возвысился не только над другими би-ями, но и над потомками мусульманских святых